Слова Игоря лились непрекращающимся потоком, он с ужасом чувствовал, что никак не может остановиться, и старательно уговаривал Дашу поесть, хотя у него самого мысль о еде вызывала сейчас только приступы тошноты. Какой там завтрак, он не знал теперь, как побыстрей унести ноги из этого кошмарного дома, от этой чужой женщины с запавшими глазами и накрепко сжатым ртом, которая следила за каждым его движением внимательным взглядом, наполненным одновременно и ненавистью, и пустотой. Игорь и сам хорошенько не понимал, чего ради он затеял всю эту ночную историю – может быть, все дело было в том, что, затевая ее, он никакой особенной «истории» и не предполагал. Ему казалось, что, утверждая свою власть над Дашей самым древним мужским способом, он попросту приводит в чувство эту вдруг взбунтовавшуюся девчонку, напоминает женщине, давным-давно принадлежащей ему, кто ее настоящий хозяин. Привыкнув к вечной Дашиной мягкости и уступчивости, он не мог и не хотел смириться с тем, что в единственной ситуации, когда ее решение было ему действительно небезразлично, она пытается проявить самостоятельность и поступить по-своему, против его, Игоревой, воли. И пусть бы речь шла о чем угодно другом, но – наследство! Деньги! Зарубежный фонд! Неограниченные, фантастические возможности – да с этим письмом, с этим фондом можно горы свернуть в России! И что там в России – в Швейцарии… Настоящая, редкостная удача! И не побороться за нее, отпустить на волю эту синюю птицу, на минутку присевшую на осенний подоконник, забрызганный серым дождем?! Не попытаться ухватить ее за хвост? Упустить единственный шанс вырваться с ее помощью на просторы настоящей, вольной и безбедной жизни?..
Игорь вовсе, и совершенно искренне, не считал себя ни корыстным, ни жадным, ни склочным человеком – деньги, по его разумению, нужны были для того, чтобы ощущать творческую свободу, не стесненную никакими материальными затруднениями, заниматься исключительно любимым делом (между прочим, это, насколько он знал, было важно и для самой Даши тоже), путешествовать по миру, открывая для себя попутно все его земные радости… И неужто допустить, чтобы эта дурочка отказалась по доброй воле не только от своей, но и от его, Игоревой, удачи? Неужели не попытаться наложить лапу на то, что воплощало в себе власть, деньги и даже славу?!
Впрочем, глядя теперь на неподвижную фигурку среди диванных подушек, он смутно чувствовал, что сделал что-то не то и не так, нарушил некий запрет, что его поступок пошатнул незримое, но важное равновесие жизни и навсегда изменил внутренний мир. И, вздохнув, Игорь с унынием решил, что, пожалуй, своими стараниями он не приблизился к собственной заветной цели, а, напротив, удалился от нее на немыслимое расстояние…
