Марк отметил про себя, что для матери убитой Лидия Григорьевна держится на редкость хладнокровно. Что придает ей сил? Ненависть, которую она все эти годы копила по отношению к зятю и которая теперь прорвалась, нашла выход? Ведь теперь его могут посадить. За убийство. И он получит большой срок. От одной этой мысли, похоже, женщина возбуждается и трепещет, забывая о главном: ее дочь мертва…
Раздался звонок.
– Это Паша… Я посылала его за молоком… Извините…
Марк сидел за столом и думал о Рите. Где она сейчас и что делает? Встретилась ли с Бертой Селезневой? Перед ним на столе стояла масленка с полурастаявшим маслом, пластиковая коробка с большим куском сыра, сахарница, баночка с джемом, чашки с кофейной гущей на дне – остатки завтрака… За разговором со следователем Лидия Григорьевна забыла убрать все в холодильник и вымыть чашки… Марк мысленно сделал себе бутерброд и даже насыпал сахар в чашку с горячим кофе.
– Марк Александрович… – услышал он тревожный голос Лидии Григорьевны, обернулся и увидел входящего в кухню высокого худощавого господина в белом костюме. Смуглая, свежего загара кожа, белая, седая густая шевелюра, черные глаза… Глубокие морщины не портят лицо, но выдают возраст этого молодящегося человека: Марк дал бы ему шестьдесят пять лет… Судя по растерянному виду Лидии Григорьевны, это не Павел Дмитриевич. – Вот он пришел… к Виолетте…
– Моя фамилия Перевалов. Леонид Евгеньевич. Буквально час с небольшим тому назад я вернулся с дачи своих друзей и узнал о смерти Виолетты… Это правда, что ее убили?
– Я не знаю этого человека… – Лидия Григорьевна густо покраснела, словно извинялась за визит мужчины. Во взгляде ее читался ужас. – Кто вы?
– Близкий друг Виолетты… Где она?
– В морге! – истерично выкрикнула Лидия Григорьевна. – У Виолетты не было никакого близкого друга, да тем более – мужчины! Что вы себе позволяете?
– Вы можете назвать мне адрес морга? – сдержанно спросил Перевалов и вопросительно взглянул на Марка. – Вы, как мне кажется, из милиции?..
– Из прокуратуры. Моя фамилия Садовников.
Он вернулся домой, понимая, что все, что произошло с ним за последние двое суток, – наваждение, сон. Что не было никакого знакомства с Маргаритой, ни их скоропалительного, безумного, настоянного на одиночестве сближения. Он звонил долго, почти пять минут, но ему так никто и не открыл. Рита оставалась верна себе: свет в окнах горит, а она не желает открывать. Значит, у нее кто-то есть. И этот «кто-то» сейчас либо сидит за ее круглым уютным столом с блюдом апельсинов посередине и ест какой-нибудь гороховый суп либо лежит в ее кровати под тонкой шелковой прохладной простыней и рассказывает ей, как сам Марк еще вчера, о своей жизни… Но этим мыслям суждено было прожить всего несколько минут… Как это – ничего не было? Ведь убит брат ее сестры – Михаил Генс! И это не может быть наваждением. Генс умер. Его отравили. Вопрос один, как и всегда: кто убийца? А если убит Генс, значит, была и Маргарита, прекрасная Маргарита с ее вкусным ужином и ласковым взглядом. К тому же Марк достал телефон, чтобы еще раз убедиться в том, что она ему действительно звонила: на дисплее высветилось ее нежное имя… Но тогда почему же она не открывает ему дверь? Остается верна своим привычкам? Не хочет продолжения отношений? В чем дело?
