Было время, когда мне хотелось делиться с ним всем-всем, было и время, когда мне хотелось, но я не могла. А теперь мне впервые не хотелось.
Думаю, я тоже причиняла ему много боли. Помню наши разборки, бесконечные, вызванные моими страхами. Помню, как отчаянно мне хотелось только одного – чтобы он сказал хоть какие-то слова, чтобы он обнял меня и успокоил. Но у него тогда не было для меня слов – или я их перестала слышать. Теперь я удивляюсь этому, потому что сейчас в моей жизни мужчины умеют меня утешать – или я научилась утешаться.
А потом все сошло, как лавина. Он уезжал на рыбалку – я привычно собрала ему корзинку с продуктами и впервые не спросила, куда он едет и с кем. В тот вечер у меня была сдача номера, я болела и сидела в редакции, замотанная в чей-то огромный пуховый платок. Он позвонил на мобильный, услышал, как я кашляю, сказал, что рыбалка отменилась – я вяло подумала, что скорее всего он ездил на свидание и оно обломилось. Но мне было все равно. Он предложил привезти лекарство прямо в редакцию, я опять вяло подумала, что это на него не похоже, согласилась, он приехал, я села в машину, взяла лекарство и заторопилась уходить.
И уже уйдя, вдруг сообразила, что абсолютно отвыкла от его заботы, от того, что он меня подвозит или не подвозит, привыкла, что он перестал снабжать меня деньгами, мы больше не спали вместе, я больше не готовила ему еду. Я приходила со своей сумасшедшей работы раза четыре в месяц под утро – иногда нас развозила редакционная машина, иногда приходилось брать такси, – и в нашем темном закоулистом дворе он меня не встречал, потому что в шесть утра ему надо было заниматься йогой. И я, идя по темному двору, каждый раз думала – если сейчас меня тут убьют, он даже не проснется.
Завтраки по утрам канули в прошлое, наши ритмы жизни не совпадали, и у нас больше не было никаких мотивов, чтобы сохранять наш союз, в котором нас обоих многое раздражало.
Я не знаю до сих пор, что происходило в нем. Забегая вперед, скажу, что на излете нашего брака, буквально в его последние дни, он все же пошел к психологу. Пошел один, пробыл там часа четыре, и я не знаю, что он оттуда вынес, – в любом случае было уже непоправимо поздно.
Однажды утром я поехала на встречу в другой конец города. Был август или начало сентября – я помню солнце и желтые листья. Я в то утро ощутила прилив необыкновенной любви к нему, подумала, может быть, все еще наладится, купила арбуз и поехала к мужу на работу. Я хотела сказать: «Я тебя люблю», открыла рот и произнесла: «Я тебе больше ничего не могу дать».
