Жизнь памяти как умирают крокодилы
Нас засудил «Альфа-банк», а вот, например, журнал «Крокодил» вообще закрыли. Закрыли в очередной раз – только за те три года, что он назывался «Новым крокодилом» (оригинальный бренд кому-то не тому перепродали лет пять назад), это третий, что ли, случай, если не четвертый. Сейчас главный редактор говорит, что это уже окончательно и «Крокодила» больше не будет никогда.
Мне вдвойне обидно, что он закрылся, – в последнем, сверстанном, но так и не вышедшем номере на второй полосе стоял мой фельетон. Неоднозначный, в общем-то, фельетон, потому что я очень слабо представляю, как нужно писать для «Крокодила». В этом фельетоне я рассказывал об ультрасовременном заводе с белоснежными цехами и тонированными стеклами, на котором с полностью автоматизированных линий сходят стильные конторские счеты. В конце я спрашивал читателя, бывают ли такие заводы; читатель наверняка ответил бы, что нет, не бывает, а я отвечал читателю – а наше телевидение – разве не такой завод? Техника великолепна, содержание не менее архаично, чем те же конторские счеты. Как-то так.
Мог бы, конечно, «Крокодил» пожить еще хотя бы неделю. Тогда бы я стал последним его автором – а это уже, прямо скажем, равнозначно попаданию в историю. «Крокодил» – может быть, и не эпоха, но, пожалуй, самый странный советский артефакт. Даже и сравнить его не с чем.
