– Я вас обманула насчет чаю, – проговорила хозяйка, трясущейся рукой указывая Наталии на глубокое, обитое золотистым бархатом кресло. – Разумеется, он у меня есть, но в это время я предпочитаю выпить что-нибудь покрепче. Джин, например, или нашу лимонную водочку. У меня есть превосходный балык и немного черной икры. Красная, к сожалению, кончилась. Я вижу, что вы удивлены? Удивляйтесь. Мне скоро девяносто пять, а я еще живу. И на тот свет пока не собираюсь.
– Вы живете одна?
– Конечно. Я всю жизнь живу одна. Мне никто не указ.
– Но кто-то же вам помогает?
– Да. Приходит Настя, домработница. Но она не дождется моей смерти. Договор хотела составить об опекунстве, уходе и прочей дребедени. Я ей сказала: «Настя, не дождешься…» Вы же слышали такой анекдот про старого еврея? Это и про меня, хотя я не еврейка. Но тоже умная и люблю вкусно поесть. Так как насчет джина?
– Не могу, я за рулем.
– Ну тогда чашку кофе, идет? Вас как зовут?
– Наташа.
– Вот как? И меня Наташа. Наталия Петровна Бланш.
– Бланш? Так вы сестра Елизаветы Максимовны?
– Нет, деточка, я ее мама.
Наталия была потрясена. Елизавета Максимовна Бланш, директор ее музыкальной школы, была уже лет двадцать как на пенсии. Мать и дочь были совершенно не похожи. Елизавета Максимовна была маленькая, сухонькая и вся в белоснежных буклях. Наталия же Петровна, напротив, была женщиной высокой, статной и как будто бы смуглой, с серебряными волосами, забранными на затылке.
– А Дора – ваша внучка?
– Не хочу о ней даже слышать. У меня с ней конфликт. И давно. Она хотела перебраться с мужем в эту квартиру, а я, представьте себе, не умерла, как она ожидала. Не оправдала, так сказать, ее доверия. Не люблю корыстных людей. Я сама заработала эту квартиру, много концертировала.
– Вы пианистка?
– Угадали.
Наталия ожидала, что Бланш начнет ворошить сейчас старые афиши и в прямом смысле пускать пыль в глаза, но ничего подобного не случилось. Очевидно, эта женщина вышла из того возраста, когда себя ведут подобным образом. Она была выше всего мелочного и амбициозного. Судя по тому образу жизни, который она вела, эта женщина окружила себя роскошью и жила каждым днем, поедая икру и запивая ее джином. И наверняка была по-своему счастлива.
– Вы сказали, что в соседней квартире никто не живет. Но почему?
– А потому что я не хочу.
– А при чем здесь, извините, вы?
– Это теперь моя квартира. Я купила ее. Сначала она, да, была государственной и все такое прочее… Но у меня была еще одна квартира, на Набережной, и ничуть не хуже этой. Вот тогда-то я и поменяла ту, что на Набережной, на эту. А вот здесь жил мой покойный муж. Он умер, оставив мне ее. И таким образом у меня получилось две квартиры на одной лестничной клетке. Знаете, очень удобно.
