Шоколадный паж | страница 78



Кайтанов произнес все это вслух и испугался всей серьезности положения, в каком оказалась Валентина.

– Меня мучает вопрос: почему человек, убивший Либина, оставил в живых Валентину? Что помешало ему избавиться и от нее?

Руденко посмотрел на него с искренней жалостью, но промолчал. Хотел выслушать его до конца.

– Я понимаю, вы не верите в то, что моя жена здесь ни при чем… Валентина – очень слабая и хрупкая женщина. Кроме того, она на сносях и может родить со дня на день. Да, она поначалу созналась в убийстве Либина, оболгав его и представив его маньяком, но ведь ее же могли заставить это сделать… Я не понимаю, почему мне это раньше не приходило в голову. Да, я верю, что она под страхом того, что ее либо изнасилуют, либо убьют, либо попытаются что-нибудь сделать с ее ребенком, может не то что взять в руки пистолет, из которого был произведен выстрел, с тем чтобы на нем оставить отпечатки своих пальцев, но и произвести второй выстрел, уже в стену, для пущей убедительности… Я хорошо знаю свою жену. Но все-таки мне кажется, что, какие бы отношения ни связывали ее с Либиным, не могла она его убить. Кроме того, надо учесть и тот фактор, в каком состоянии она находилась последние полгода. Ведь ей приходилось практически жить с двумя законными мужьями. Да, я, как и всякий мужчина, – собственник. Но все равно сделаю все, чтобы помочь ей выпутаться из этой истории… Сейчас, когда я узнал, в чем обвинялся Либин, мне пришло в голову, что его убила не Валентина, а тот самый человек, настоящий убийца…

И вот здесь Руденко насторожился. Лицо его нахмурилось, как если бы он вдруг понял, насколько важна информация, которую он только что услышал.

– Вы не могли бы назвать мне номер телефона следователя, который ведет дело вашей жены в Москве?

– Гришин Андрей Васильевич, – с готовностью ответил Кайтанов, – записывайте номер…

Саратов, 2000 г.

Ночь прошла для Валентины беспокойно. Она долго не могла уснуть и бродила по своей маленькой квартирке, обхватив руками живот и мысленно разговаривая со своим маленьким сыном.

Дом, в который она вернулась, напомнил ей о ее девичестве, о тех вечерах и бессонных ночах, которые она провела здесь, находясь под впечатлением свиданий с Либиным. Она была счастлива в этих стенах сначала неискушенной девчонкой, мечтающей о взрослой женской жизни, а потом уже познавшей радость любви, но еще неопытной женщиной, верившей в любовь Сергея – ее первого мужчины. Быть может, поэтому встреча с Ириной, которая представила ей Либина как беспринципного повесу, произвела на нее такое сильное впечатление, что даже подтолкнула к тому, чтобы покинуть город… Да, она бросилась в новую жизнь с добрым и необыкновенным, любящим ее Кайтановым и наделила его даже несуществующей внешней красотой, которую смогла рассмотреть, начав с ним жить супружеской жизнью, лишь для того, чтобы поскорее забыть своего Сергея. Но случилось невероятное – она полюбила Кайтанова и без особых усилий выставила вон из своего сердца Либина. Сейчас ей трудно было понять, как бы она повела себя, знай, к примеру, что Либин не виноват в истории с убийством Любы Гороховой или, что тоже вполне вероятно, его бурное прошлое, связанное с его многочисленными романами с женщинами, придумано самой Ириной в отместку за то, что ее бросили. Как тогда бы повела себя Валентина, окажись на ее пути Кайтанов? Да никак. Она, скорее всего, не заметила бы его. А если бы и обратила внимание, то в тот же день, лежа в постели с Либиным, поделилась бы с ним впечатлением от встречи с настоящим Квазимодо… Значит, говорила она себе, кому-то понадобилось разлучить меня с Либиным. Но кому? Ответ был один: тому, кто убил Любу Горохову. Тому, кто подкинул в их квартиру какие-то предметы туалета, записочки, свидетельствующие об интимных отношениях Сергея с Любой и даже с ее подругой, Верой Обуховой. Но если роман Либина с Любой для настоящего убийцы был на руку и он приложил все усилия, чтобы в прокуратуре этому поверили (не говоря уже о том, что в это должна была поверить и Валентина, чтобы лишить Либина последней поддержки), то зачем было ему приплетать к Либину еще и Веру?