Год французской любви | страница 17
Дальше мы пошли, «как немцы в кино», разбредясь друг от друга. Голубь достал из кармана и надел на левую руку стыриный у брата блестящий дюралевый кастет, а правой крепко сжимал арматурину.
Фарид шагал метрах в двадцати дальше, пригибаясь и временами разглядывая сырую землю под ногами — видимо, он недавно читал Фенимора Купера, и теперь, воображая себя Чингачкугом, пытался обнаружить следы.
Буратино, рослый, плечистый и красивый, как я теперь понимаю, мальчик, но совершенно не отягощенный избытком интеллекта, просто топтал бурьян и изредка поглядывал на авторитетного Голубя, ожидая, что тому надоест и он скомандует привал или вообще повернет назад.
Я шел самым крайним, сжимал в руках ребристый остроконечный дрын, и боялся. По-моему, никто из моих друзей толком не понимал, во что мы ввязались, и для них это было — Приключение, Приключение с большой буквы, это будоражило, заставляя кровь резвее бежать по телу, и толкало — вперед, вперед!
Меня сам процесс поиска маньяка интересовал постольку-поскольку. Я с ужасом ждал развязки, моля про себя всех богов, чтобы только пронесло. Никаких иллюзий по поводу того, что случится, встреть мы этого Серого, я не питал — здоровый, взрослый и ненормальный мужик, привыкший убивать и испытывающий от этого удовольствие, легко положит четырех самонадеянных пацанов их же оружием, и ку-ку! Прощай, дорогая мама, ты никогда не забудешь меня…
Конечно, так гладко я сформулировал собственные мысли уже потом, гораздо позже, уже будучи взрослым. А тогда я вяло брел по сухому, трещащему бурьяну, уныло озирал серое небо, вдалеке — полуоблетевший лесок у подножья приречных холмов, и боялся, то и дело вытирая потеющие ладони о штаны.
Минут через двадцать Голубь крикнул:
— Дойдем до леса — покурим!
— Да ну, давай прям щас! — отозвался Буратино, но Голубь только помотал головой, мол, нет.
До леска оставалось всего-ничего, когда я услышал журчание воды где-то неподалеку был ручей, текущий со стороны города к Волге, и носивший в Средневолжске неоригинальное и незатейливое название «речка-вонючка».
Вскоре я увидел и саму «речку» — не широкий, мутный поток в топких берегах. Голубь тоже заметил ручей, и крикнул мне:
— Серый, переходи на тот берег!
Он очень любил командовать, мой друг Голубь, а для тех, кто был с ним не согласен, у него имелся богатый арсенал усмирительных средств, и одним из главных было банальное «слабо». Я уже предвидел, как лицо Голубя в случае моего отказа искривит ехиднейшая гримаса, губы вытянутся в трубочку, и он с великолепно разыгранным презрением прошипит: «Че, „сканил“?»