Застрелил комиссара, генсека, наркома,
Прокурора, а также гражданку-путанку,
Пуританку и с ними десяток знакомых.
"Так что можно теперь ночевать в помещеньи"
Завершил свой рассказ капитан, улыбнувшись.
Мы на ужин купили омлет и печенья,
И каких-то бананов изрядно протухших.
Отдохнули. Поели. Звонит телефонец.
Подхожу: "Я на проводе!" - "Срочно генсека!"
"Репрессирован!" - "Кто ж одолжит мне червонец?!"
"Ишь чего захотел. Десять рубликов, эка!"
"Ну пятерку, трояк, ну хотя бы рублишко...
До среды!" - "До среды?... Что ж, тогда это можно.
Заходи." Достаю из карманов сберкнижки,
Что сберег от испанской портовой таможни.
На сберкнижках вприпрыжку различные фишки:
Геликоптер, олени и сэры Гордоны
Их рисую, когда возникают мыслишки,
Но излишки, уж если поют баритоны,
Не излишни. Желаю индийского плова...
Крысоловы-индусы ужасно щекасты,
Как парадный портрет генерала Белова.
- Эй, мне плова, лакеи! Немедля! О, баста!
Но ни звука в ответ, лишь обои буреют.
Капитанец с дочуркой в углу на матрасах
Спят в присутствии трупа наркома-еврея,
Не излишне живуча еврейская раса...
Я не сплю. Я голодный и,значит,угрюмый.
Чертыхаясь,слоняюсь во тьме помещенья.
В геликоптере были подпольные трюмы
Здесь матрасы, и только. Я жажду отмщенья,
И скорее! Кого бы заделать немедля?!?
Так прождал с полчаса.Вдруг - шаги у порога;
Зазвенели, задергались медные петли...
Я берданку руками скорее потрогал
И нацелил к двери трехдюймовое дуло:
"Эй,не заперто!" Дверь,проскрипев,отворилась,
И в проема потемках, сгибаясь сутуло,
Появилась... (ну, кто? отгадайте на милость!)
...Помолилась и сразу, разнявши одежду,
Подошла к шифоньеру, достала штоф водки,
Испила его залпом, и, лягши промежду,
Отрубилась, не сняв лапсердак и колготки.
Возлежит и храпит. Я старательно целюсь,
Но не видно впотьмах - где она, где другие...
Кто есть кто? Вот по лампочкам целиться - прелесть!
А, пустое... Желаю служить литургию!
"Летаргический литр улетевшего лета
Телетайп - телеграфные литеры терли..."
Я пою, контрапункт соблюдая при этом,
И храня резонанс под зубами и в горле.
Через час капитан, захрапев басовито,
Повернулся на правый с лампасами бок,
Пошуршал и затих, непроснувшийся с виду;
Я никак не воспринял такой экивок,
Но мое вдохновенье запнулось сугубо,
И сошла горделивая песня на нет...
...Ковыляют часы. Разлагаются трупы.
Дребезжит за окном недалекий рассвет.
Стон и храпы, сопение и пердозвукство
(Ничего, ничего...). Над лагуной вдали
