Старик заявился домой лишь когда зеленая полоска на западе растворилась в теплой, болотистой жиже сумерек. В час, когда, по здешнему выражению, вещи и тени меняются местами.
Он был необычно молчалив, и, как показалось Хенгу, чем-то расстроен. Буркнув что-то вроде приветствия, Старик сунул ему в руки трость и шляпу, а потом, не сняв форменного синего плаща, забрался по скрипучей лестнице наверх, в свои покои. И надолго там застрял. Видно, молился.
— Не в духе он сегодня, — задумчиво протянула Митрана. — Не след ему сейчас под руку попадаться. И с чего бы оно?
— Ну, мало ли у старика нашего служебных неприятностей, — ответил Хенг. Он наконец нашел себе дело, вооружившись шилом и суровыми нитками, чинил порвавшиеся туфли. — Знаешь, мудрые не любят сидеть высоко. Падать оттуда болезненно.
— И где ты этих выражений понабрался? — вздохнула Митрана. — Не вздумай при хозяине такое ляпнуть. У нас вот иначе говорили, в деревне: «Мал язык был, да горяч, от него пожар случился…»
— Да ладно тебе, — сказал он хмуро и добавил: — Главное, мне тут торчать, пока его благобдение инквизитор не соблаговолит откушать. А он, между прочим, не торопится. А у меня, между прочим, дела.
— Знаю я твои дела, — тут же заворчала Митрана. — Мал ты еще для таких дел. Подрасти бы еще надо. Подождать.
— Уж не до восьмидесяти лет? — ядовито поинтересовался Хенг.
Митрана не успела ему ответить. Раздался тяжелый стук шагов. Старик, переваливаясь словно откормленная утка, спускался с лестницы.
— Ну, и долго я буду ждать ужина? Будут меня кормить в этом доме, или как? — мрачно сказал он, входя нам кухню. — Вы я вижу, тут прохлаждаетесь, вместо того, чтобы, как надлежит…
— Да у меня все готово, ваше благобдение, — засуетилась Митрана. — Извольте пройти в трапезную палату, сейчас в один момент все будет на столе.
— Ну, смотрите у меня, — явно смягчившись, заявил Старик.
Насытившись, он некоторое время сидел молча, видимо, прислушиваясь к своему животу. Все такой же грузный, мрачный, седой. Хенг снова поймал себя на мысли, что жалеет его. В принципе, Старик не так уж и плох. Тем более, он болен и одинок. И (Хенг знал это) постоянно думает о смерти. Готовится. Тоскливо, наверное, если лишь этим голова забита. Но что поделаешь — профессия сказывается. Священнослужитель четвертого ранга, старший инквизитор столичного Ведомства.
— Как показался вам ужин, — ваше благобдение? — робко спросила Митрана, желая разрядить обстановку.
