Вагон дёрнуло так, что задрожали пыльные стёкла, и свалился с нижней лавки баул моей соседки по купе. Лихо тормозят, ничего не скажешь. Мастера.
Впрочем, я был им благодарен. Пещера Малиновых Старцев — не лучшая тема для сна. Пускай тогда, позапрошлой осенью, всё кончилось хорошо. Пускай Каширинские ребята и подоспели вовремя, когда хищное огнедышащее железо уже впивалось мне в рёбра. А неделя реанимации — она не в счёт.
— До чего докатились, а! Им что брёвна, что люди — всё одним цветом, лишь бы зарплату в зубы, а ездить не научились, — энергично комментировала тётка, исследуя исполинский чёрный баул — не пострадало ли чего. Её муж, суховатый дяденька с рябым лицом, молча достал из-под крышки сиденья чемодан. На супругино ворчание ему было плевать. Привык, должно быть..
А меня эта баба достала. Шесть часов в замкнутом пространстве — не так вроде и много, но мне хватило. Вопервых, ей необходим был слушатель, а во-вторых, пилить мужа, само собой, интереснее при свидетеле, тем более, что свидетель молод и несомненно глуп, а значит, нуждается в педагогическом воздействии. Дабы не ступил на сомнительный путь, коим (по её словам) тащился по жизни благоверный супруг, Андрей Васильевич.
Что же до Васильича, тот демонстративно молчал всю дорогу, и лишь один раз, подмигнув мне, изрёк:
— Не дай Бог, парень, тебе такую тёщу. Помереть не даст, да только и жить расхочется.
Этим он, разумеется, навлёк на свою изрядно облысевшую голову груз новых обвинений. То есть для меня новых — сам же дяденька, похоже, знал их наизусть.
К счастью, пытка тёткой завершалась. Вроде как приехали. И хотя это не конечная (после Барсова поезд сворачивает к востоку и тащится до самого Дальногорья), но выходят здесь многие.
Молоденькая проводница сунулась в купе, выложила на столик наши билеты и очень неофициальным голосом пожелала счастливого пути. Надо полагать, у неё случайно было хорошее настроение.
Попутчики мои немедленно устремились в коридор, где уже возникло изрядное столпотворение. Едва раскрылись двери, народ, превращая энергию потенциальную в кинетическую, высыпал на растрескавшийся асфальт платформы. Малость переждав, вылез из душной утробы вагона и я.
Вот чудо — не прошло и минуты, как толпа рассосалась. Хотя нет, не чудо — на вокзальной площади фыркали заведенными моторами жёлтые автобусы, и народ спешил занять места. Им было куда ехать.
А я стоял на опустевшей, дымящейся от зноя платформе, с брезентовой сумкой через плечо. Куда податься, я пока что и сам не понимал. Впрочем, так даже интереснее. Поглядим, что это такое — уездный город Барсов.
