Он замолчал, утирая лоб все тем же белым платочком. Да… Стилистика у них… Во времена Святейшей Инквизиции формулировка звучала весьма схоже. «Предать в руки светской власти, дабы поступила она с ним кротко и без пролития крови»… Недалеко же эти ушли. А уж как эвфемизмы любят… Вывести за пределы Тональности. Если учесть, что «Тональность» — это, по словам следователя, вся наша Вселенная, весь видимый мир…
В общем-то, я даже не особо испугался. К тому все шло.
— А сейчас, — вновь возбудился Хранитель, — Демидов пройдет Коридором Прощения. Но сперва, — махнул он кому-то невидимому рукой, — чтобы ни у кого не возникло сомнений в справедливости суда Струны…
По мановению его ладони в мраморной стене появился проем, за которым зияла чернота.
— Ну давай же, иди! — нетерпеливо бросил Хранитель.
Из черноты осторожно выдвинулась невысокая фигурка.
Ничего себе! Я узнал его сразу, несмотря на разительные перемены.
Димка Соболев оставался самим собой, хоть и одет был в лазоревую футболку и такого же цвета шорты. Волосы его, некогда касавшиеся плеч, были коротко острижены, и оттого он казался значительно моложе своих четырнадцати лет.
Димка замер на пороге, с недоумением оглядывая Мраморный зал.
— Гляди, отрок! — обернувшись к нему, торжественно возгласил Хранитель. — Высокая Струна справедлива, она не медлит покарать зло. Вот он, жестокий негодяй, сладострастно избивавший тебя, надеявшийся на свою грубую силу и учительскую неприкосновенность. Вот он замер сейчас, огорошенный строгим приговором, жалкий червяк, что и соответствует его глубинной сути. Не должен быть он в мире, не должен осквернять мерзкими своими звуками нашу чистую Тональность. И потому будет изъят из нее. Никогда больше не ударит беззащитного ребенка, никогда не прольется из-за него светлая детская слеза. Ибо Высокая Струна справедлива. Гляди же, отрок! Пусть в сердце твоем укрепится вера в милосердную защиту «Струны»…
Чем больше разливался соловьем Хранитель, тем недоуменнее казалось Димкино лицо.
А я не мог отвести от него глаза. Димка Соболев… Поганец, сунувший мне мерзкую картинку… Димка Соболев, хрестоматийный пример «трудного подростка»… Не умеющий решать квадратные уравнения… и голова его металась как воздушный шарик под моими ударами… и бурая кровь не хотела отмываться под струей холодной воды…
— Константин Дмитрич! — вдруг выкрикнул он неожиданно хриплым, начинающим ломаться голосом. — Это не я! Тогда, с фотографией! Вы не думайте, я не хотел…
