— Плохую. — Найдя нужную клетку, я посадил в нее синего лебедя, закрыв журнал. — И должен напомнить, что до конца года осталось две недели. Шансы на итоговую тройку у вас еще остались, но придется работать как папе Карло.
— Буратину рожать? — хихикнули со второго ряда.
— Не смешно, — отозвался я. — Причем ситуация касается многих. У нас с вами осталось две контрольных, одна завершающая по теме «решение квадратных неравенств», другая годовая. Помимо этого — не забывайте о дополнительных по вторникам и пятницам, с трех часов. Как видите, возможность исправить положение пока еще есть. Вопрос в желании. Ладно, это лирика. А проза жизни заключается в повторении наших любимых неравенств. Для чего придется решить 752-й номер из учебника. А к доске мы пригласим…
Я сделал паузу, бросив взгляд на тетрадку с планами уроков. И остолбенел.
На столе, рядом с искомой тетрадкой, красовался лист бумаги формата А4, с картинкой, распечатанной на хорошем цветном струйнике. Летний пейзаж, голубое небо с облачками, подобными заставке Windows. А на их фоне — мы с Ларисой. В костюмах Адама и Евы. Причем то, что изображалось ниже пояса… От такого содрогнулись бы и Дали с Босхом.
Я молчал, тупо глядя в пакостную распечатку. Сволочи! Какие же сволочи!
Лариску они могли щелкнуть неделю назад, на майских праздниках, когда мы с ней вытащили этих дрисливых щенков в двухдневный поход. По крайней мере четверо вооружились «Полароидами» — из тех, где не нужно ничего уметь, смотришь в окуляр, жмешь на кнопку — и из щели выползает мутная поначалу фотокарточка.
Дальнейшее тоже не нуждалось в комментариях. Сканер, надыбанные в сети порнографические фотки, затем коллаж средствами PhotoStudio 5.0. Далее струйный принтер с хорошим разрешением — и вот она, пакость.
В классе стало очень тихо. Даже воробьи за окном и те примолкли. А может, мне показалось. Я видел сейчас лишь тридцать пар настороженных глаз, скрывающих рвущееся наружу злорадство.
— Та-а-к… — одеревеневшими губами протянул я. — Кто…
Бессмысленный вопрос вырвался у меня механически. И улетел в ватную пустоту. Ответа и не предполагалось.
Они молча глядели на меня — все тридцать. А у меня в горле вырастал тяжелый холодный ком. Всякого я навидался от этих поганцев, но вот такой подлости… Сейчас я уже не брал в расчет, что негодяев-затейников максимум двое-трое, остальные — лишь зрители. Глаза застлало красной пеленой, стало очень трудно дышать.
И тут раздался смешок. Кто-то не удержался-таки и фыркнул в пространство.
