«А-л-ь-ф-а».
И сразу же встала перед глазами короткая заметка, которую он случайно прочитал в городской газете.
«Завтра в наш порт прибывает учебное парусное судно «Альфа», совершающее переход из Балтийского в Черное море…»
«Альфа»… «Альфа»… Ничего не осталось от «Фантазии». Только две первые буквы. Но и они перекочевали в самый конец этого короткого названия «Аль-фа». Тоже мне, покоритель бурь!
Тошка почувствовал неприязнь к этому, так некстати появившемуся паруснику. Он уже не казался ему таким белым и нарядным. Скорее он был грязноватым, с темной полоской по ширстреку, с некрасивой, похожей на кошелку сеткой, которая болталась под бушпритом. Ничего напоминающего клипер. Клиперов больше нет. И не будет. Фаэтоны и шарманки пока остались, но и они, наверное, скоро исчезнут. Возможно, это последний город, где до сих пор еще живут веселые шарманщики, извозчики в казакинах и продавцы раковин с бесплатным морским шумом.
Засунув руки глубоко в карманы брюк, Тошка побрел с волнореза. Сандалеты его были мокры. Рубашка на спине тоже.
В городе зажигались огни. У Интерклуба бородатый матрос в вязаном колпаке пытался о чем-то договориться с долговязым мальчишкой в модной полосатой рубашке. Тошка сразу узнал в нем предводителя шайки фиолетовых.
— Ву компренэ? Понимаешь? — орал тот, словно моряк был глухим. — Пятьсот рублей! Гляди сюда — пятьсот написано — сэн сан. Не компренэ? Вот верблюд бородатый, вот сундук! Сэн сан рублей за жакетик. Жакэ, вот этот жакэ. — Долговязый щупал пальцами шерстяной жакет, который был наброшен на плечи матроса. — Бери, бери, хорошая цена. Сэн сан рублей, а жакетик ношеный. Понимать надо.
Моряк повертел в пальцах радужную бумажку, посмотрел ее на свет. И тут Тошка увидел, что это вовсе не деньги, а облигация внутреннего займа. Долговязый бессовестно надувал моряка.
«Ну, Антон Топольков, или вы самостоятельный человек, или же трус и лапша! — Тошка почувствовал, как холодок восторга тронул его скулы. — Сейчас или никогда. Вперед!..»
В самый последний момент мелькнула спасительная мысль: «А может, лучше позвать милиционера?..» Но он тут же гневно растоптал ее своими мокрыми сандалетами.
— Мсье! — крикнул Тошка. — Се не па монэ! Это не деньги!
— О! — сказал моряк и, подняв лохматые брови, посмотрел на Тошку.
— Он жулик, мсье! Мовэ, саль! Жулик!
Ах, как жалел сейчас Тошка, что у него по французскому всего лишь четверка. Да и какая это четверка, если он
ничего не может толком объяснить. Выходит, прав был отец, так часто твердивший ему:
