Влюбиться с первого взгляда, да при моей достаточно стабильной психике прирожденного, так все говорят, пилота! Впрочем, мы, снави, склонны примечать сразу притяжение душ, это ведь большая редкость, и она для дара — очень яркое явление. Добавлю, я тогда была семнадцатилетней дурой, не способной даже осознать его природу айри, — не вполне трезвой, проще говоря. А точнее, вполне нетрезвой… И к тому же дико провинциальной, первый день в Академии, второй раз в жизни в большом городе, когда буквально натолкнулась на этого типа, перегородившего собою газон метрах в пяти от дорожки, за клумбой. Как тут было не натолкнуться? И началось: «Эй, ты, эльф, у которого в глазах утонуть можно, кто меня должен был у парковки мобилей встречать? Я чуть не сгинула в страшном городе без провожатого!» …
Меньше надо было пить у тетушки Юлл, но она так умеет угощать, тем более — день рождения! А во хмелю, как оказалось, я необычайно прямолинейна. Или криволинейна, от тропинки-то я отклонилась, сама того не приметив… Ну мешала мне его спина, не обойти! Бедный айри прилип к газону, его в жизни никто не окликал столь беспардонно, к тому же пиявкой вцепившись в руку. Эльф — наше семейное словцо, малопонятное посторонним. Сказка из мира моей трижды-прабабки Тиннары, рожденной не на Релате. Впрочем, дело давнее и забытое, к чему я? К тому, что это уж точно дурацкое определение для академика, да к тому же бессменного уже более века декана нашего технического Акада. Последний разросся и занимает три четверти всех площадей Академии, да плюс филиалы — так что мало кто в нашем мире решается не узнавать господина Эллара.
Он попробовал вывернуться, довольно ловко изымая руку из обращения, но действовал рассеянно, просто отмахнулся. Я рефлекторно настояла на своем, используя довольно простой, но эффективный прием, и мы дружно рухнули. Все же Риан — лучший из учителей, да и сын тетушки Юлл меня именно за технику боя без оружия хвалил. Кнэйрский «снежный закат», редчайший гибрид этих красивейших и капризнейших роз, устойчивый к зимовке, высаженный впервые в том сезоне перед главным зданием Академии, уже никого не хвалил и не ругал. Отмучался, бедный, не дожидаясь кошмара заморозков.
Когда мы снова оказались на ногах, я чуть более осознанно и внятно извинилась, потирая ушибленную кисть, к тому же проколотую мстительным гибридом перед гибелью. Думала, что шипы розоводам удались, слушала нудный шум в ушах и убито соображала, насколько сейчас красна и смешна. А он стоял напротив, морщился от боли в плече и смотрел с таким же странным прищуром, как теперь. И мои слова под внимательным взглядом все плотнее слипались на языке, превращая речь в бурчание-мычание.
