– А мне помнится, что тебя все девчонки в округе пытались подцепить… пока удача не улыбнулась мне.
– Только из-за моего футбольного таланта.
– Меня куда больше восхищали в тебе другие таланты.
Выдох дался ему с трудом.
– Это было давно. С тех пор много воды утекло.
– Тут ты прав. – Он снова уловил уже знакомую печальную нотку в ее голосе.
Они долго молча смотрели друг на друга. Ему вдруг пришел на ум вопрос: сколько мужчин спали с ней, кроме ее бывшего мужа? Наверное, по сравнению с ее элегантными любовниками сам он казался ей неуклюжим провинциалом, потому-то она и запомнила его.
– Я надеялся, что ты растолстела, – резко бросил он.
– Может, и я надеялась на то же самое в отношении тебя. Так что, вполне возможно, что и меня постигло разочарование. – Но ее улыбка доказывала, что это неправда.
Фэнси, в этом строгом платье, подчеркивающем ее женственность, с высоко зачесанными рыжими прядями, выглядела такой восхитительно-чувственной, что у него зашлось сердце. Грудь у нее стала пышнее. Она превратилась в роскошную женщину. Сексуальную. И, разумеется, сама об этом знала.
В те времена, когда Фэнси училась в школе, она была худой, как палка, диковатой девчонкой с толстыми косами и пристрастием к нелепым платьям с кружевами. Джим помнил ту пасхальную вечеринку на ферме у Хейзл, когда неожиданно пошел дождь и Хейзл попыталась уговорить дочь надеть джинсы, как и все, вместо ее любимого кружевного платья. Фэнси тогда пришла в такую ярость, что выскочила к гостям, в чем мать родила.
Это последнее воспоминание повернуло его мысли на дурную дорожку. На какую-то долю секунды он вообразил себе Фэнси без ее элегантной черной оболочки… без единой нитки на обнаженном теле.
Его голодный взгляд так и впился в нее. Он словно видел ее матовое нежное тело; полную грудь, тонкую талию. Восхитительное видение казалось таким маняще живым, что его пронзило желание дотронуться до нее, ощутить ее вкус, проверить, выдержит ли реальность сравнение с его воображением.
Но, вместо того чтобы протянуть к ней руку, Джим в отчаянии поспешно отвел взгляд. Не дай Бог, Фэнси прочитает его мысли и разгадает его! Темное от загара, суровое лицо стало угрюмым, а помрачневшие глаза с деланным интересом остановились на заржавевшей дверной петле.
– Раньше ты не был таким серьезным и надутым, – прошептала она. – Разве это вежливо… тем более со старыми друзьями?
– Мы на похоронах, – напомнил он резко. – На похоронах твоей матери.
