Улица Окопная | страница 98



Я стоял на краю песчаной дороги метрах в ста пятидесяти от дома и обнюхивал их. Хозяин после душа плеснул на руку ядреного лосьона, протер щеки и шею, а остаток вытер о штаны. Хозяйка переворачивает куриные ножки. Мясо шкворчит. Женщина прищуривает глаза, защищая их от брызг жира.

Когда я направляюсь к ним, я направляюсь к жизни.

Женщина зовет мужа:

– Рейо-о!

Поднявшись с оранжевого стульчика, он смотрит вдаль.

– Они скоро будут, – говорит он, – неси картоплю.

Хозяйка исчезает за дверью террасы, Рейо остается наедине с мясом, ухмыляясь тому, как куриные ножки шипят и потрескивают.

– Маманя, принеси заодно вина, – кричит Рейо.

Склонился над огнем, резинка желтых шорт скользит вниз, я почти вижу щель между ягодицами на его заднице. Настроив свое оборудование, я усаживаюсь поудобней.

Я ощущаю шипы боярышника, но не себя.

Диктофон отлично берет звук, я настраиваю, чтоб не ударяло в уши, лезу в канаву. Со двора меня не видать, с дороги, может, и мелькнет футболка. Переулочек небольшой, поперечный, соседи за высокими деревьями, все хорошо. Если кто и придет – напрасно, я с места не сдвинусь.

Маманя приносит две бутылки белого вина и два фужера, с бульканьем разливает вино. Они чокаются во славу убитого бройлера, зеленого участка и удачного образа жизни. Я сжимаю кулаки так, что своим толстым кольцом чокаюсь с диктофоном.

Ваше счастье – это мое счастье.

Маманя выпивает два фужера подряд. Вино струится по телу и выталкивает на поверхность страсть, влажную и спелую. Она хватает недожаренный окорочок, нет сил терпеть, подносит его ко рту, впивается зубами в мясо и тянет. Клочья белого мяса не помещаются в рот, частично ожидают своей очереди в уголках губ, которые сочатся желтой жирной приправой. Пережевывая мясо, маманя таращится на голый живот Рейо. Я тоже на него смотрю, правда с иными мыслями, чем Маманя, которая, судя по выражению, распаляется, ведь где кончается живот, начинается шланг. А если шланг помассировать, получится палочка. А Рейо хоть бы что, не обращает внимания на блеск прищуренных глаз, он представляет школу спелого мяса. Пусть хозяюшка исходит своим жиром, я прижму ее задницу к стенке только во время вечерних новостей.

Рейо отодвигает Маманю, потому что куриные ножки подозрительно шипят и брызжут. Он перекидывает их щипцами с решетки на большую тарелку в цветочек. Некоторые подгорели.

– SOS, Маманя, SOS, – говорит Рейо, – кто виноват, если б совсем сгорели?

Маманя хихикает и кокетничает, причмокивая ртом, кого бы отправить в пасть в первую очередь: окорочок или Рейо, хватает окорочок, ой, как горячо, роняет его назад в тарелку.