Улица Окопная | страница 8
Развод, состряпанный на скорую руку в двухкомнатной квартирке, раскачивает гипотетическую многоэтажку.
Изучение статистики не приблизило меня к Хелене и Сини.
Я поджег материалы статистического центра и кинул их в мойку. Дым горящей бумаги заполонил кухню, навевая воспоминания о тещиной даче на берегу озера Пяяннэ.
Когда Сини было три года, мы провели там несколько недель. Помню, мы гуляли по берегу большого озера, а Сини спросила, куда девают воду, когда начинается зима.
– Она остается подо льдом.
– А что вода там делает?
– Ждет.
– Чего ждет?
– Чтобы лето пришло и растопило лед.
– А когда лето придет?
– Лето сейчас.
– Сейчас вода отдыхает?
– Да, отдыхает.
– А куда рыбок девают?
– Когда?
– Когда наступает зима.
– Они тоже остаются подо льдом.
– Что они там делают?
– Лета ждут.
– Все ждут лета.
– Да, ждут.
Я решил купить дом.
Жизнь моя прошла в войне за освобождение женщин. Пора наконец выдернуться из своего окопчика и выяснить, из чего состоит мир за пределами моей квартиры.
В течение жизни я привык, что все меняется, ничто не стоит на месте: ни трудовые ресурсы, ни процентные ставки кредитов, ни цены на жилье. Все вокруг колобродит – земля под ногами, птицы в небесной синеве. Я переезжал четырнадцать раз, восемь – менял работу. И вот опять стою на пороге нового, уверенный только в одном: что ни черта в этом не смыслю.
Взрослая жизнь так и не наградила меня крепкой мужской работой. Со стороны я с завистью наблюдал за теми, кто рассуждал о дрелях и бокорезах со знанием дела. Сноровистые мужики казались странными существами в комбинезонах. Они возникали шумной толпой перед сломанным оборудованием, а починив, отправлялись пить кофе на ближайшую заправку. Я смотрел на их работу точно так же, как смотрят на необъяснимые природные явления.
Я прикинул, кто бы мог помочь мне в покупке дома.
Фронтовики первого поколения, которые сами построили дома и дали им свое имя, в большинстве своем нынче жуют кашку в домах престарелых. Они мне не помощники, да я бы и не стал просить у них помощи.
Они отвоевали страну для меня, положив на это всю свою жизнь. В наследство оставили немногословие и – страх перед женщиной.
Они ничему не научили меня, ничему полезному в домашнем хозяйстве. Они не поменяли ни одной пеленки, не сварганили ни одной запеканки, не говоря о том, чтоб часами таскать из спальни в кухню ребенка, у которого болит ухо. Они освободили страну, предоставив моему поколению освободить женщину от борьбы на домашнем фронте.