И это еще не все.
Когда Каллио пришел домой и сел на балконе, чтобы насладиться прелестью вечера, он вынужденно засвидетельствовал то, как тип с нижнего этажа швырнул окурком в подростков, игравших во дворе, а затем показал им средний палец.
Мы втроем так возбудились, что Леена решила сварить кофе.
Мне стало хорошо.
Наконец появилась целостность.
Наша кропотливая работа не пошла прахом. Теперь у нас в доме есть собрат по оружию, и уже никто не посмеет сказать, что мы делаем из мухи слона.
По мнению Каллио, дело осложняется тем, что закон не запрещает людям расхаживать по местности с биноклем и диктофоном. Тем не менее мы решили выяснить, как близко можно подходить к чужому строению, где-то же должна быть граница.
Я напомнил Каллио детали нового закона о курении. Там говорится, что курить разрешается в специально оборудованном месте, не ближе семи метров от общественного здания. Если закон о курении настолько подробен, наверняка и в законодательстве по обеспечению порядка найдется что-нибудь о том, как близко можно подходить к чужим домам и допустимо ли в принципе направлять бинокль на окна.
Нам стало ясно, что работы непочатый край.
Правда, теперь, когда Каллио принял нашу сторону, мы можем вздохнуть свободнее.
Мы договорились с Каллио о следующем: он продолжает наблюдение на местности, а Леена и я сосредоточимся на безобразиях, происходящих в нашем подъезде
Сын позвонил в агентство по продаже недвижимости. Они с женой хотят продать дом. А меня отправить в дом престарелых. Пугаются по мелочам. Ну упал пару раз возле почтового ящика, ну мотор барахлит, так сразу и хотят поместить под присмотр. Марта ушла. Сын думает, что я не справлюсь один. А за перелом ноги город мне еще заплатит. Песка пожалели.
Вот накину на плечи платок Марты и усядусь в подвале на ящике для картошки, если придут покупатели. В своем доме я могу хоть в подвале сидеть, кто мне запретит. Из своего дома я никуда не уйду. От русского брата я в свое время тикал, а эти – не дождутся.
Как Марту похоронил, сразу подумал, что один в этом доме не останусь.
Но потом, когда сын позвонил и предложил продать дом, я задумался, ну и куда отсюда. Здесь каждая вещь знает свое место. Тогда, в сорок восьмом, мы с Мартой решили, что мягкое кресло хорошо бы поставить вон у того окна: сидишь на нем, а в окно видать, кто идет. И стол прежний, четыре раза красили. И в каждой комнате свой запах.
Каждый раз сын с женой придут, принюхаются к подвалу, словно там чума завелась. Они из этого поколения чистюль, сырость на дух не переносят. Хотя в подвале, понятно, сырость. А сын говорит, здесь надо приборами замерять, чтобы зараз все выяснить. А я говорю, неча в моем подвале замерять, мой нос – вот вам и прибор.
