Первое время после свадьбы она продолжала вести жизнь молодой светской женщины, благо в Париже несмотря ни на что было открыто множество танцевальных и игорных залов, и около двадцати театров ежевечерне давали спектакли. Но Элиана уже не могла заставить себя веселиться как прежде, а после на плечи семьи легло бремя непомерно возросших налогов и волнений, вызванных опубликованием ряда декретов об отмене дворянских привилегий.
Летом 1790 года было упразднено наследственное дворянство и титулы, а после принятия Конституции 1791 года использование знаков дворянского отличия признавалось преступлением против государства. Множество церквей подлежало национализации, а всех священников обязали в недельный срок принести гражданскую присягу.
На Марсовом поле был сооружен знаменитый «алтарь отечества», и на устах людей зазвучали позднее ставшие печально известными всему миру имена: Дантон, Марат, Робеспьер…
…Элиана не стала заезжать домой, а отправилась прямо в особняк родителей, куда они с Этьеном были приглашены на обед. Она сошла на темную мостовую, по которой танцевали струи дождя, и на мгновение остановилась, глядя на окна родного дома, на тонкое черное кружево чугунной ограды, на заброшенные цветники… Особняк выглядел мрачным и унылым, возможно, из-за погоды, или в том было виновато настроение, в котором пребывали его обитатели.
Молодая женщина вздохнула. Ей было нелегко встречаться с отцом: он казался таким удрученным и хмурым после того, как потерял место судебного секретаря и был вынужден удалиться на покой. В душе Филипп де Мельян оставался приверженцем порядков старого времени и отказывался понимать, почему его разом лишили всего того, чего предки добивались столько лет и что он сам заслужил долгим, кропотливым трудом.
«Теперь я понимаю значение выражения «жизнь покажется долгой», – говорил он. – Нет хуже участи, чем утонуть в пустоте дней и изнывать от бремени собственного существования. Я столько лет верой и правдой служил Франции и королю, а нынче оказался лишним. Хотя если этой стране не нужен даже государь, что говорить обо мне! Теперь единственный смысл жизни для меня – дождаться ее конца!»
Молодая женщина вошла в дом, поднялась на первую площадку лестницы с потускневшей позолотою перил и взглянула на себя в большое, во весь рост зеркало.
Элиана вспомнила девушку, которую видела в этом зеркале три года назад, хорошенькую, самоуверенную, нарядную, – создавалось впечатление, будто она только что сошла с глянцевой обложки «Галереи мод». Все детали костюма были продуманы до мелочей, и в то же время ее внешность носила печать забавной легкомысленности: лукавый взгляд из-под пушистых ресниц, слегка напудренное, нежное, как персик, лицо, кокетливо сдвинутая набок шляпка, блестящие кольца, в изобилии унизывающие тонкие пальчики…
