Док Робертс не стал ничего спрашивать. Он склонил свою черепа-, шью голову и сказал:
— Ты будешь платить мне, а я тебя кое-чему научу. Идет?
Так это началось. Она опять возобновила свои рейды за металлами — чтобы заплатить Доку. Лучше всего шла охота на ртуть. Девчонка хорошо знала туннели под Фабрикой. Она знала, где накапливаются ртутные отходы, и всегда возвращалась с добычей вдвое большей, чем у других. Но это было опасным ремеслом. Не потому, что ртуть и другие тяжелые металлы могли наградить ее приступами судорог или падучей, а потому, что рано или поздно девчонку выследят — либо стайка ребятишек, либо банда взрослых — и тогда только держись!
Док Робертс удивился, что она умеет читать — девочка научилась этому, разбирая краткие подписи под объявлениями-комиксами, которые всюду расклеивали надсмотрщики. Док вскоре обнаружил и то, что она умеет умножать и делить большие числа, даже не отдавая себе отчета в этом.
— Ты несведущий мудрец, — объявил он ей.
— То есть — пустоголовая?
— Скорее всего — нет. Просто ты с «секретом». То, что для обычных людей — головоломка, для тебя просто и естественно, как дыхание.
— А это поможет мне пройти испытания?
— Ты умница, Семнадцать. Я буду учить тебя, пока ты сможешь платить мне. Ум и знания — ценность, не меньшая, чем ртуть, серебро, медь или хром.
Док учил ее не только математике. Он рассказал ей, как выглядел мир за пределами Фабрики. Теперь она жаждала этих знаний, как наркоман дозы. Док назвал ей истинное имя мира, имя солнца, объяснил историю.
Семнадцать полагала, что мир называется Миром, а солнце зовется Солнцем. Док рассказал ей, что мир называется Терра, солнце — Дельта Павонис.
— Мы пришли сюда издалека. Из такого далека, что расстояние измеряется годами. — Два дня ушло на то, чтобы объяснить девочке теорию относительности Эйнштейна и то, почему свет движется быстрее всего. — Вот поэтому наши предки прилетели как зародыши на корабле-сеятеле, — говорил Док.
— Он был большой? — в голове у нее возник туманный образ. Что-то большое, как Фабрика, падает сквозь Космос, приближаясь к звезде. А та растет, раздувается, словно воздушный шар, и превращается в Солнце.
— Нет. Когда он летел, то был не больше, чем каждый из нас. И у него был легкий парус — чтобы управлять движением. Парус распространялся на многие тысячи километров, но был всего в несколько молекул толщиной.
Описания и объяснения заняли еще несколько дней. Потом были еще уроки — после основных занятий, — и за них Семнадцать платила «ртутными» деньгами.
