– Слушай, не отдавай ты ее сегодня, эту камеру, – попросила Наташа. – Ночь уже, пусть до завтра потерпят. Посидели бы – такие симпатичные люди. И зал хороший. Тебя отвезти?
– И слушали хорошо. Нет, родная, я сам.
Женя вышел из машины и стал ловить другую – в ужасное место, в Мытищи, на улицу Красных кого-то там, где жил брат с семьей, – вернуть видеокамеру.
Машину водили оба, но Женя уступил ее Наташе. С карьерой не получилось, у Наташи было чуть лучше – оркестр, не самый плохой, поездки, а Женя работал с певцами, с дирижерами, даже аккомпанировал фигуристам. Большого артиста из него не вышло – сценического ли темперамента не хватило или чего еще, но так или иначе он занимался музыкой. Трио вот собрал, нашел виолончелиста, в Москве всегда есть где поиграть бесплатно. От совместного делания должно, должно у них случиться много хорошего.
Родных его Наташа не любила. Однажды выразилась в том духе, что не выносит агрессивной простоты, и больше они о родственниках не говорили. Она не любила ни брата Валю, ни особенно жену его по имени Инга. И детки их, Владик и девочка Сашенька, были противные, всегда, с рождения.
Наташа убрала концертное платье, побродила по дому, запись решила пока не слушать. Полежала, поднялась, достала скрипку, но играть раздумала, посмотрела на свое отражение в зеркале, совсем уже взрослое, с детскими усиками – в последнее время они потемнели и сделались заметнее, – и опять прилегла.
Наташа была из тех девочек, не красивых и не уродливых, которые ни в школе, ни в институте ни с кем не сближаются, ни на кого не злятся, ничему себя полностью не отдают и вообще как будто не обнаруживают характера. Но если внимательно с ними поговорить, кое-что может открыться: не ум даже, а трезвость, неожиданное понимание, одним словом – личность. Она и думала о себе всегда – как о девочке.
Наташа родилась в Латвии, в Резекне, потом была Рига, музыкальная школа, вроде московской ЦМШ: папе с мамой, как многим евреям, хотелось, чтобы девочка играла на скрипке, и, в общем, получилось, хотя она могла бы стать, например, математиком. В Гнесинском институте встретила Женю. Они сидели в пустом классе, он принес свежекупленные пластинки. «Это Малер? – спросила Наташа. – Какой молодой…» Так началось, никакой романтической истории, Женя трогательно о ней заботился, и она стала его женой. Единственное ее условие было – спать в разных комнатах. Зачем спать вместе? Неопрятно и как-то бессмысленно. От телесной близости Наташа скоро стала уставать – болела голова, особенно после того, чему они так и не дали названия. Женя, похоже, немножко страдал – от нехватки субстрата в их жизни, но он был слишком привязан к Наташе, чтобы обижаться. Тот, кто больше любит, должен больше терпеть? – Нет, нет, за эти годы они очень подружились. О возможности детей не говорили. Женя все ждал – обоим под сорок, – потом привык: вот такая жена у него особенная, оттого и не спит с ним. Ничего, ничего, все будет. И правда – то ли с появлением трио, то ли, наоборот, трио родилось от нового в их любви – становилось лучше.
