Поступают и неожиданные предложения. Пишет мне бывший московский сосед, биолог и хозяин магазинчика, теперь, как оказалось, он живет на Сахалине: Мне кажется, Вы рано или поздно признаете тщету своих усилий и отправитесь лечить эфиопов или филиппинцев – они будут куда благодарнее за то, что Вы для них сделаете. Я подолгу жил в обеих странах, они населены замечательными людьми.
«Непасхальная радость» – слово возникло почти сразу – не радость встречи или обретения дара, прикосновения к высшему. То же, вероятно, чувствовал Наполеон при вступлении в пустую Москву. Отсутствие сопротивления материала: «как нож в масло», даже не в сливочное – в подсолнечное. Рука, наносящая удар или протянутая для рукопожатия, повисает в пустоте.
В пятницу, на следующий день после разговора со Значительным лицом, после отъезда журналистов и прекращения звонков, пустота стала пугающей. Никто не принес нам ключей от кабинета Главврача. Сотрудницам раздали черно-белые копии поздравительных открыток (с Восьмым марта) за подписью Городничего, поздравитель отъехал в неизвестном направлении. Официальных объявлений об отставках не последовало («Звоните после праздников»), стало ясно, что братья меч не отдадут, а объявят меня сумасшедшим и принудительно госпитализируют – в «Бушмановку», областную психиатрическую больницу: у доктора приступ шизофрении или чего там еще, разберутся. В этом состоянии доктор встречается с президентами и министрами, созывает журналистов и снимает чиновников. Подлечат и вернут, области нужны кардиологи.
Но вот удалось получить факс (с трудом – 7 марта, короткий рабочий день) – ответ Правительственной газете, и опять стало неплохо, в «Бушмановку» не увезут. Наступило настоящее – пугающая пустота – то, в чем мы живем сейчас.
Пустота материализуется, и из нее выступают фигуры: несколько деловых людей, очень средних (как большинство убийц), и духовный вождь нашего города, конфидентка Городничего, мы с ней уже сталкивались. Она владеет несколькими заведениями в городе, на полках у нее вероучительные книги соседствуют с «Бухгалтерским учетом» и «Законом о местном самоуправлении». Конфидентка пережила очень большие несчастья, у нее приятные манеры, ангельский голос, она активно пользуется духовной феней: наша история ее «искушает», «мешает смиряться». «Бога вы не боитесь», – говорю ей. И правда, не боится, считает Его обязанным себе за мучения – за прочитывание духовной литературы, выстаивание часами в церкви, соблюдение постов. Запас зла в Конфидентке поразителен. Именно она придумала про то, что мы ставим опыты на людях, используем запрещенные препараты и репетируем оранжевую революцию («читала про технологии»). Помогли и журналисты. Наши недруги, вероятно, не помнят «Бесов», если и читали, а журналисты помнят: молодые люди явились в тихий провинциальный город, чтобы его взорвать. Тут и благотворительные балы, и начальственные дамы, и фанфарон-литератор, и даже аристократ – наш Благодетель («Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен»).
