— Это ты неплохо придумал, Энно, — одобрил Боркхаузен. — А когда ты заберешь свое добро из камеры хранения?
— Ну, когда никакой опасности не будет, тогда заберу. А пока чем жить?
Ну, я ж тебе говорил — пойду к Тутти. Если ей рассказать, какое я дело обстряпал, она меня как гостя примет.
— Факт! согласился Боркхаузен. — Ты на Штет-тинский, а я на Ангальтский. Знаешь, не так заметно.
Неплохо придумал, Эмиль, у тебя тоже котелок варит.
От людей набираешься, — скромно заметал Борк-хаузен. Одного, другого послушаешь. Человек, как корона, всегда учится снова.
Верно! Ну, за твое здоровье, Эмиль!
За твое, Энно! Они молча, любовно смотрели друг на друга и то и дело прикладывались к бутылке. Затем Боркхаузен сказал Энно, обернись, только это не к спеху, за тобой стоит приемник, по меньшей мере десятиламповый. Вот его бы я с удовольствием забрал.
Ну и забирай, тащи его, Эмиль! Радио всегда пригодится и самому, и для продажи! Радио всегда приго-дится!
Так давай, посмотрим, нельзя ли засунуть его в чемодан, а вокруг белья напихаем.
— Ты сию минуту хочешь, или, может, сперва выпьем ещё разок?
— Разок выпьем, Энно, но только разок.
Итак, они выпили разок, потом другой, потом третий, а потом кое-как поднялись на ноги и начали с трудом засовывать большой десятилампозый радиоприемник в чемодан, в который он никак не мог уместиться. После нескольких минут усиленной работы Энно сказал: — Не лезет и не лезет, хоть ты что. А ну его к шуту, старого чорта, забирай лучше чемодан с платьем.
— Отти у меня очень радио любит!
— Нечего твоей старухе об этом деле рассказывать. Что ты, Эмиль, очумел?
— А ты со своей Тутти? Да вы оба очумели! Где она, твоя Тутти?
— Да говорю тебе — свистит, свистит соловьем! — и он снова потер влажной пробкой о горлышко бутылки. — Выпьем еще по одной.
— За твое здоровье, Энно!
— А радио я все-таки заберу, — продолжал Боркхаузен. — Если этот старый чорт в чемодан не полезет, я повешу его себе на шею. По крайней мере, руки не будут заняты.
— И то дело! Ну, давай укладываться!
— Давай. Пора!
Но они не двигаются с места и, тупо ухмыляясь, пялят глаза друг на друга.
— Как подумаешь, — опять начинает Боркхаузен, — чем не жизнь! Столько хороших вещей, и мы можем взять, что угодно, да еще доброе дело сделаем, если отберем у старой жидовки все, что она нахапала…
— Верно, Эмиль, доброе дело сделаем, службу немецкому народу и фюреру сослужим. Вот они — хорошие времена, что он обещал.
— Наш фюрер, Энно, свое слово держит, он слово держит!
