Площадку назвали стоянкой. На ней — постоянное место для радиста и одного из охраняющих. От стоянки в густом лесу проложена едва заметная, давно не хоженная тропинка. Она идет на северо-запад и выводит на заброшенную и тоже давно не хоженную просеку. На просеке — непролазные заросли малины, частый березняк. Других тропинок нет. Поэтому именно на ней, в некотором удалении от стоянки, нашли место для основного поста охраны радиста. Матушкин окрестил его “пост номер раз”. А в четырех километрах к северу от стоянки — железная дорога, ведущая к Кексгольму…
На четвертые сутки они вышли к железной дороге. Хомутов упрямо продолжал вроде бы бесполезное наблюдение за эшелонами. Тумана не было. Виролайнен уверенно сообщил: “Двое суток — и начнется дождь”. Это сулило не только мокрую одежду и обувь, но и ухудшение видимости. За пеленой дождя запросто можно было проглядеть что-нибудь очень важное.
Эшелон шел медленно. За локомотивом тянулись крытые вагоны, потом показалась платформа и на ней два зачехленных орудия. Хомутов сначала без особого интереса отметил в памяти очередной военный груз, но, приглядевшись, едва не выскочил из укрытия: орудия были морские, корабельные. Они отличались от полевых и зенитных пушек, а тем более — от гаубиц и противотанковой артиллерии любого калибра. И были в точности похожи на те самые силуэты, которые изучали десантники. А вслед за орудиями на фоне бледно-зеленого вечернего неба возник затянутый брезентом корпус бронекатера, закрепленный на двух больших платформах. Надстроек, мачт не было, но в том, что перед ним именно корпус боевого корабля, лейтенант ошибиться не мог. Вслед за одним корпусом перед глазами Хомутова медленно проплыл и второй. Уверенность в важности увиденного груза подкреплялась тем, что вслед за платформами катилась бронеплощадка со счетверенным зенитным пулеметом. Над бортами площадки виднелись каски солдат.
“Зенитное прикрытие с эшелоном следует впервые… А ведь вчера, например, везли тяжелые гаубицы и снаряды. Если мы не ошиблись в маркировке вагонов, то точно — боеприпасы. И без зенитных пулеметов. Это — очень даже существенно. Значит… Значит, всё-таки везут и бронекатера, и их вооружение (Хомутов теперь не сомневался, что орудия предназначались этим, а может быть, и другим вражеским кораблям). Куда везут — ясно. В Кексгольм, в порт, на верфи. Ну, и что? Наблюдение всё-таки дало результат, и это хорошо. Мы установили, что фашисты строят, вернее, собирают боевые корабли. Но это даже не четверть дела, а всего одна десятая. Сколько уже собрали? И каких типов корабли? Где находятся готовые? Вряд ли в самой гавани Кексгольма… А где? Ведь у катера, вероятно, приличная скорость, и, даже за недлинную весеннюю ночь он может оказаться километрах в пятидесяти от порта. В какой-нибудь укромной бухточке… А сколько их, таких заливов, и к северу, и к югу? Десятки… Правда, у группы ограниченный участок поиска, и, всего вероятнее, за пределами этого участка действуют другие десантники полковника Винокурова. Но что из того? Всё равно, даже в зоне одного участка протяженность береговой черты не меньше семидесяти — восьмидесяти километров. Работы дней на пять, а то и больше…”
