Спустя два месяца после моего заключения в тюрьму прибыл личный представитель губернатора под предлогом узнать о моем положении. В разговоре со мной он посоветовал представить некий крупный подарок губернатору, что, по словам Чан Далея, так мне представился этот чиновник, могло бы послужить поводом более скорейшего освобождения. Я объяснил, что имею примерно 15 тысяч долларов, но, как понял, о такой сумме и разговаривать нечего. Я объяснил, что могу дать несколько миллионов рублей сибирскими деньгами. В ответ Чан Далей заметил: "Напрасно вы шутите, я с вами серьезно, как друг". Он тогда же сделал намек о возможности попробовать откупиться через начальника тюрьмы, хотя от того мне тоже поступали аналогичные предложения. Я действительно не имел при себе больших ценностей. Переходя границу, у меня были лишь обесцененные колчаковские деньги. Основная часть средств Семиреченской армии осталась в городе Чугучаке, что в 18 верстах от китайской границы. Там хранилось у бывшего российского консула 600 тысяч рублей серебром. Но как оказалось, после перехода границы северной группой моей армии Бакич взял эти деньги на содержание интернированных войск и беженцев. Все деньги разошлись в первые же два месяца. Кстати, примерно то же самое произошло и с деньгами других деятелей белого движения. Оказавшись за границей, они стали широко жить и довольно скоро разбросались.
В китайской тюрьме я просидел три года - до февраля 1924-го...
Само собой разумеется, что за время моей изоляции в китайской тюрьме я не имел возможности следить за событиями, происходившими в Советском Союзе и в эмигрантской среде. Только в пути следования на восток от случайного попутчика, русского эмигранта Воротникова, следовавшего в Пекин с пушниной от немецкой фирмы, я узнал основные новости. О том, что в Советской России гражданская война окончена, что была польская война, которая также закончилась, и что сейчас идет мирное строительство. Со слов Воротникова я узнал, что среди эмиграции в Китае идет полный развал, эмигранты ссорятся между собой, занимаются всевозможными авантюрами. Они якобы настолько скомпрометировали себя в глазах иностранцев, что на Дальнем Востоке слово "русский" стало ругательным, а эмигрант, который более или менее прилично одет, старается выдать себя за поляка, серба и т. д., но не за русского. По прибытии в город Ланчжоу встретившиеся другие эмигранты вполне подтвердили все сообщенное Воротниковым относительно эмиграции.
