– Здравствуй, Джереми! – Джанет налила ему кружку кофе, выставила сахар и сливки.
– Д-д-доброе утро, Джанет, – заулыбался он, глядя на нее влюбленными глазами.
Она ответила ему самой приветливой улыбкой, на какую только была способна.
Джанет жалела Джереми. Даже в своих лохмотьях он был привлекателен. Это кто угодно скажет. Если его одеть получше и постричь – ни дать ни взять иностранец.
Едва Джереми взял сливки, ему свело руку. И все же удалось опрокинуть чашечку в кружку с кофе, не пролив ни капли.
От пристани отвалило рыболовное суденышко. Развешанные на стойках сети были похожи на крылья. Джереми провожал его глазами, пока оно, дав гудок, не скрылось в тумане.
Джанет часто задумывалась над тем, как могла бы сложиться у Джереми жизнь. Захотел бы он жить, если бы знал правду о себе?
– Ты, я вижу, подстригся, Джереми? – спросила она громко, потому что он был глуховат на одно ухо.
– Т-ты з-заметила? – соврал он, приглаживая рукой волосы.
Она перегнулась через стойку бара и похлопала его по плечу.
– Мне кажется, на висках коротковато, но так теперь модно, все мужики носят.
Джереми был на седьмом небе.
В туалете опять спустили воду, и оттуда вышел рыбак. Джанет поставила перед ним банку «Будвайзера».
Она была на десять лет моложе Джереми, но в школе его знали все. С его родителей не требовали платы за обучение, так как он успевал по всем предметам. Он был самым сильным игроком в школе, продержавшим титул чемпиона три года подряд. Причем не только в футболе, но и в бейсболе. И множество золотых медалей, которые он завоевал на олимпийских играх штата Нью-Джерси.
Но это было давно, так давно, что кажется, будто никогда не было. Теперь он не мог выпить кофе, не расплескав его по столу и на колени. Правда, люди говорили, что иногда они узнают в нем прежнего Джереми. Услышит он чье-нибудь имя, и глаза у него загораются. Или увидит по телевизору над баром спортивные состязания, и на его лице появляется какое-то особое выражение, которое потом быстро пропадает.
После несчастного случая Джереми даже собственных родителей не узнавал. Они много лет заботились о нем, но затем отчаялись и уехали из города. Помочь ему они ничем не могли. В 1976 году жизнь для подростка кончилась.
Джереми подвинул Джанет четвертак. Она улыбнулась.
Джереми, естественно, не стал ни рабочим, ни служащим. Он стал никем. Джанет спрашивала себя: сознает ли он, что происходит с ним и вокруг него? Видит ли он на улице девчонку, в которую был влюблен в школе, видит ли троих взрослых ее детей?
