Мгновенье он в задумчивости разглядывает трубку.
– Вы, конечно, отвлекаете меня от спиртного.
Теперь моя очередь задуматься. Наконец я решаюсь употребить прилагательное, которое уже неделю вертится у меня на языке и только ждет удобного случая, чтобы вылететь изо рта.
– Ваше замечание отнюдь не свидетельствует о сыновних чувствах.
– Которых у меня нет, – с неожиданной меткостью парирует он.
Мне нужно сделать несколько шагов, чтобы переступить через его слова, хотя, наверное, я сама вынудила его их произнести. Пока я обдумываю ответ, Варепарита успевает догнать нас, теперь она идет чуть впереди – как красив каждый дюйм ее коричневых ног, прикрытых только короткими коричневыми шароварами, как красивы ее черные волосы, упавшие, будто ночь, на желтую майку.
Пора покончить с этой игрой, решаю я.
– Что не мешает мне, глубокоуважаемый Поль, относиться к вам сугубо по-матерински.
Ему незачем знать, что во мне снова проснулась женщина.
Поль молчит; он с удовольствием разглядывает гибкое тело Варепариты.
– Я знаю, – рассеянно бросает он немного погодя.
– Вы многое теряете, – горячусь я, – из-за того, что у вас так мало сыновних чувств.
Гордость помогает мне выиграть бой с бунтующей женщиной.
– Я знаю, – с полным безразличием повторяет он.
Но утром по дороге в школу я дольше обычного брожу под пальмами, без нужды встаю на колени перед малышами, пока приближающиеся шаги Поля не превращают мое беспокойство в нечто иное.
Почему у него такой испуганный вид, когда он заглядывает в мои утренние глаза? Но с какой стати я задаю себе этот вопрос? Я прекрасно знаю, почему мужчина и женщина начинают бояться друг друга. Мне нужно скрыться от его глаз. Он не должен разглядеть во мне женщину, предательницу-женщину. А то у него появится совсем иной страх. Он испугается, что эта хищница разъярится и сотрет его в порошок, как Севен крошит в порошок кусок мела. Хотя Полю как раз нечего бояться. Женщину сторожит надежный тюремщик – привычка, привычка заботиться о младших. Он младший, значит, он в безопасности. Как бы близко ко мне он ни подошел.
Но подобные рассуждения не заставят женщину испариться из его глаз. Испаряется только бренди. Впрочем, все прекрасно, пусть смотрит сколько угодно. Нужно обладать слишком большой душой, огромной душой, чтобы перепрыгнуть через барьер возраста. Ибо через этот барьер можно перепрыгнуть, потому что у Человека нет возраста.
За пальмами дождь чуть слышно падает на землю.
