На войну нас, правда, не отправили, и наша курсантская жизнь продолжилась. Училище было обнесено забором, на железных воротах стоял часовой. Никуда не уйдешь: если поймают, то пришьют дезертирство и отправят в пехоту. Правда, таких случаев у нас не было.
Тяжелое было время… А с другой стороны, дома я жил впроголодь, а в училище приехал — там в столовой курсанты за отдельными столами по четыре человека, такая кормежка, у-у-у! (Это уже в Средней Азии, когда мы эвакуировались, были длинные столы на 20 человек, лавки, и все. Принесут тебе две параши… Эх…) До войны курсантская норма была чуть ли не лучше летной. На тарелке лежало по кусочку масла для каждого! В Москве мне такое и не снилось! Правда, когда война началась, с питанием стало плохо. Нам гороховый суп варили, который мы называли «малофейка», поскольку это была просто забеленная вода, в которой и гороха-то не было. Разумеется, на такой еде нельзя было летать. Но летали… А что сделаешь? Помню еще, мы ежемесячно получали какие-то деньги. На территории училища стояла палатка, в которой в день получки торговали пивом. И в этот день к ней выстраивались в очередь. Зарплаты хватало на два-три котелка.
Когда в 1942 году Армавирская школа перебазировалась в Среднюю Азию, кормежка стала совсем хреновой — в пути давали только сухари и селедку. Запомнился приятный эпизод. Мы добирались до Баку, а оттуда должны были морем плыть в Красноводск на самоходной барже. Баржа была загружена мандаринами. Каждый мандаринчик обернут тонкой гладкой папиросной бумажкой. И вот эту баржу нам надо было разгрузить, а потом уже на ней плыть. Курсантов было много, все голодные. Нам хозяин груза говорит: «Братцы, ешьте сколько хотите, но только не вытаскивайте по одному мандарину из каждого ящика. Взяли целый ящик — съели, ставьте другой ящик — съели, третий ставьте…»
Пунктом назначения была Фергана. Там мы прошли летную подготовку на Як-7В, и весной 1943 года я закончил училище. Надо сказать, что техника пилотирования у меня была хорошая. После окончания училища мой инструктор мне сказал: «Командир звена и я решили оставить тебя инструктором в школе». Я ему возражаю, мол, на фронт пойду, и никуда больше. Он мне: «Собьют тебя на второй-третий день, и все. Что ты умеешь делать? Держаться за ручку, взлетать и садиться. Без тебя хватит летчиков». Но я настоял на отправке на фронт, а остался бы — может быть, судьба и по-другому сложилась… Кстати, наш выпуск был первым, кому присвоили звания младших лейтенантов. Надо сказать, что воспринималось введение новой формы неоднозначно. Многие считали, что введение погон — это возврат к белогвардейщине.
