Анна Иоанновна умерла 17 октября 1740 года. После ее смерти под прикрытием имени малолетнего Иоанна VI Брауншвейгского страной продолжали верховодить все эти карлы, густавы и рейнгольды. Но долго это продолжаться не могло. 25 ноября 1741 года гвардия, совершив переворот, объявила императрицей дочь Петра. Историк свидетельствует: “Елизавета была возведена на трон поднимавшимся национальным движением, направленным против правительства, проводившего антирусскую, антинародную политику. “С карлами Елизавета обошлась милостиво: всего лишь отправила в ссылку. Думается, что с нынешними карлами и карловичами, включая известного Николая Карловича, история обойдется не столь милостиво.
16 и 61
Тут самое время вернуться к тому, с чего мы начали… Да, надгробный псалом гремел иерихонски. Правда, не было в соборе ни патриарха, ни одного хотя бы митрополита, но зато мы зрели скорбный лик академика Лихачева, пребывающего в истинно патриаршьем возрасте. Не прибыла английская королева Елизавета (все-таки родственница Романовых!), но вместо этого мы наслаждались зрелищем порхания под сводами собора уже упомянутого белокрылого ангела в черной шляпе от Диора по имени Галина Старовойтова. Не порадовал своим присуствием немецкий канцлер Коль, но на наших глазах лил горючие слезы вице-канцлер Немцов Борис Ефимович. Неудивительно, если на похоронах объявился бы один из самых лютых антисоветчиков в мире - Сгибнев Бжезинский, но и он манкировал великим историческим событием. Зато перед нами красовалась вполне равноценная замена отечественного производства - Эдвард Радзинский, которого мы тоже упоминали и еще упомянем. Наконец, поскольку Николай был верховным главнокомандующим, то можно было ожидать, что на похороны явится министр обороны Сергеев. И этот увильнул! Зато заливался слезами отставной генерал Лебедь, которому где бы ни красоваться, лишь бы не сидеть в Красноярске в губернаторском кресле…
Но уж особенно-то сильное впечатление во время погребального шоу оставил, конечно, президент. Начать хотя бы с того, с каким изяществом он в самый последний момент вскочил на подножку катафалка, уже набиравшего скорость. Все высоколобые его верноподданные залепетали в экстазе: “Какой сильный ход! Какой героический жест! Как беспощадно он обнажил все лицемерие и трусость этих вельмож, которые тотчас кинулись за ним в Питер!” Я безответно спрашивал близлежащих мыслителей, кто же именно кинулся? Строев, принародно усмехнувшись “там неизвестно, кого хоронят!”, сказал, что не поедет и не поехал; Лужков сказал, что не поедет и не поехал; Россель сказал, что не поедет и не поехал… А что раньше говорили прибывшие на похороны Старовойтова, Явлинский и Радзинский (говорят, они шли от Москвы пешком), никому неизвестно. Есть основания полагать, что они с пионерских лет мечтали принять участие в такой торжественной линейке по случаю закрытия лагеря…
