Когда освоились и согрелись, взялись за песни, и многое было спето — от обязательных «Орленка», «Бригантины» и «Юного барабанщика» до полукрамольной «Зульфии» и озорного, воинственного «Верблюжонка Кевина». Костры согласно гудели. В огонь летели щепки и шишки. Жижморф разошелся: стащил у Катыша-Латыша полупустую бутылку и бросил в пламя; сделанного показалось ему мало, и он потащил туда самого Катыша. Миша рыкнул и пригрозил ему караульным рафиком, а Катыш-Латыш нацелился в мяч, но его придержали.
Аргумент попробовал было закурить, и зоркий вожатый отобрал всю пачку. Малый Букер подпал под стихийный гипноз; он сидел неподвижно, обхватив колени руками, видя в пламени то саламандру, то недавнего богатыря, занимавшегося гимнастикой.
Наконец, принялись травить истории.
Первое слово дали Котомонову, который, волнуясь, рассказал о преступлениях Синей Бороды. Он говорил плохо, но всяко лучше, чем на уроке мужества. Его рассказ вызвал бурную реакцию: Катыш-Латыш слышал эту историю раньше, но в другой версии. Он стал плеваться слюной:
— А вот и нет! Не так все было! Он построил Башню…
По его утверждению, Синяя Борода жил совсем недавно и, может быть, жив сейчас, если его еще не расстреляли. Это был маньяк из старых русских, который создал виртуальное чудовище и влюбился в него. И приносил ему жертвы: привозил к себе в Башню проституток, убеждая себя, что ищет живого подобия, и резал. И ел.
Катыш-Латыш клялся, что прочел об этом в воскресной газете.
Влез Аргумент с комментарием; замечания незаметно переросли в расплывчатое, но самостоятельное повествование о неких плотных людях с ямой в душе и зыбких тварях с осиновым колом, забитым почему-то по брови — вместо души, с которой у них тоже было неладно. Первые напоролись на вторых, и это была неприятная встреча.
Когда, наконец, разобрались с Бородой, настала очередь Жижморфа, и он завел какую-то глупость про гроб на колесиках и черную простыню. Его встретили презрительным хохотом: вспомнил, умник! Эстафета перешла к Малому Букеру.
— Ну-ка, послушаем, — Миша подсел поближе. — Проверим пословицу про яблочко и яблоню.
Букеру сделалось стыдно. Все истории предательски выветрились, а сам он, вопреки язвительному предположению Миши, был слаб сочинять. И он, недолго думая, пересказал последний комикс про маленький остров, атолл — маленький до того, что его обитатели не разделяли между родиной большой и родиной малой. Этот остров был мирный и тихий, все там шло гладко, пока к нему не присосался чудовищный спрут, гипнотический монстр. Жуткое чудовище загадило всю округу, испортило островитянам жизнь, одновременно внушив им, будто на свете нет более прекрасного устройства жизни, чем у них, со спрутом. Монстр насадил кошмарные обычаи, искалечил культуру и откладывал яйца в новорожденных туземцев. Однажды на острове появился приезжий джентльмен, любитель бабочек и редкостных птиц, которому местные порядки показались дикими. Однако его не слушали и даже пригрозили расправой, если он не одумается и не поклонится великому управителю. Джентльмен, как и положено в комиксах, взбунтовался, просветил нескольких одиночек и начал борьбу…
