Мы сидим за столом и уплетаем гречневую кашу, сдобренную пережаренным салом со шкварками, Я никогда не любил этой каши, а сейчас ем и думаю, что это блюдо не уступит, пожалуй, ростбифам и разным там пудингам. После каши Семушкин разливает по кружкам чай. Это тоже здорово: ведь чай в последний раз мы пили в Октябрьский праздник.
После обеда дядя Никита убирает посуду, а я достаю Сережкин блокнот и раскрываю его. Между листками я нахожу фотографию какой-то девочки. Озорные черные глазенки и торчащие в разные стороны косички с белыми бантиками на концах. Губы раздвинулись в улыбке, обнажив мелкие неровные зубки.
Читаю на обороте: «Братику Сереже от Нади на добрую и долгую память». Внизу пометка: «1941 год».
— Дядя Никита, — обращаюсь я к Семушкину, — не говорил ли тебе Серега, что у него есть сестренка?
Семушкин обрывает мурлыканье и, поставив котелок, мытьем которого он занят, говорит:
— Нет, не припомню, Митрий. Словно бы никакой сестрички у него не было.
Он подходит ко мне, и мы вдвоем разглядываем фотографию.
— А может, тово… двоюродная какая-нибудь.
— Не знаю, может и двоюродная.
Семушкин обтирает руки и осторожно берет карточку.
— Эх, Серега, Серега, дружок наш! Не пришлось свидеться тебе со своей сестричкой.
— Ладно, давай. Буду писать, — говорю я и сажусь за стол.
Мои пальцы уже могут держать карандаш. Но прежде чем написать первое слово, я долго обдумываю то, что должен сообщить бабушке Сережки Подюкова. И потом, кто все же эта девочка? Может быть, школьный товарищ, друг? Пока я ломаю голову, приходит старшина и приносит газеты.
— Здорóво, други-приятели!
— Здравствуйте, товарищ старшина!
— Новости, новости, — трясет он газетами. — Наши войска закончили окружение сталинградской группировки.
Семушкин часто и мелко моргает, приоткрыв рот.
— Закончили окружение… — лепечет он.
— Вот это здóрово! — кричу я.
— Здóрово, здóрово, други-приятели!
Старшина перенял это обращение к нам от Федосова.
— А еще здоровей… отгадайте, что? — задорно улыбается старшина.
Мы с недоумением смотрим на него.
— Вот! — он достает из кармана какую-то бумажку. — Вот, — добавляет старшина и сует мне в руки небольшой розовый листик.
Я читаю и не верю глазам. Я, Митяйка Быков, завтра должен явиться в штаарм для получения правительственной награды.
— Это неправда, — выдавливаю я из себя.
— Вот чудак! — смеется старшина. — Тут же ясно-сказано: ты, Федосов, Подюков и Бондаренко должны прибыть…
— Нет Подюкова, — обрываю я старшину.
