А веки тяжелеют все больше и больше. Я тру себе уши и нос, даже пробую приплясывать; но сон, словно стопудовый груз, давит на плечи, прижимает, сковывает. Скоро явь и видения путаются, вихрятся, пугают, заставляют вздрагивать… За моей спиной кто-то шепчется. Я узнаю голоса Бондаренко и Данилина. Не могу понять, зачем это они делают. Ведь так хорошо молчать, молчать…
— Быков!
Я пробую сообразить, кому принадлежит эта фамилия.
— Быков!..
Я с усилием поднимаю веки. Кто-то кладет руку мне на плечо.
— Спишь? — спрашивает Данилин.
— Нет, вроде бы нет.
Я прихожу в себя и трясу Подюкова. Он сонно мямлит:
— Не-е тронь, брось… я не хочу…
— Сережка, проснись!
Он поднимает голову и несколько раз мотает ею, чтобы отогнать сон.
— Погодь спать. Я сейчас.
Бондаренко, Данилин и я отходим в угол. К нам присоединяются Шубин, Ситников и Смураго.
— Вот что, хлопцы, — негромко говорит младший лейтенант. — На завтра у нас нет патронов. Фрицы вот-вот ворвутся к нам. Давайте посоветуемся, как быть.
Первым начинает Данилин:
— Имеем ли право оставить позиции?
— Я думаю так, товарищи, — голос Бондаренко звучит задумчиво и строго. — Если нас перебьют, от этого толку все равно будет мало. Но если сумеем пробиться к своим, мы еще принесем пользу.
— Что вы предлагаете?
— Пробиваться!
— А как? — спрашивает Ситников.
Бондаренко дует на раненую руку и говорит;
— Надо разведать местность — может, удастся проскочить.
— Приказывайте: кому выходить, — отзывается Смураго.
— В таком деле я не могу приказывать.
Мы молчим минуты две.
— Быков, согласен? — вдруг спрашивает меня Данилин.
— С кем? — спрашиваю я.
— Ну хотя бы со мной.
— Ладно, идет. А Подюкова не прихватим?
— Здесь тоже нужны люди, — говорит Бондаренко.
На этом наше совещание закончилось.
Младший лейтенант дает мне чей-то автомат, в диске которого есть еще патроны. Данилин берет свой и чудом сохранившуюся противотанковую гранату.
Сережка с укором говорит мне;
— Опять без меня, не мог сагитировать.
— Мы же не долго, Серега. Вот выйдем, посмотрим и обратно.
— Рассказывай. Не мог уж…
В самую последнюю минуту с согласия младшего лейтенанта к нам присоединяется Смураго. Это низенький, сухой человек, обросший черной щетиной. И весь он точно репей. Хватка цепкая, сильная, деловая. Мне ни разу не доводилось прежде слышать его голос. Говорили, что он в один день потерял жену и двух детей. Но об этом мы его не спрашиваем.
Мы по одному вылезаем в окно; двери завалены трупами и, кроме того, за ними наверняка наблюдают. Я выхожу за Данилиным и залегаю рядом с ним в воронке среди мертвецов. Смураго не успевает забросить на подоконник ногу, как с треском взлетает ракета. Я и Данилин жмемся к убитым, притворяясь мертвыми.
