Старик вдруг резко свернул. Казалось, будто пошатнулся, но нет, направился не к дальней площаденке, а к ближайшему дому. Постучал в окно.
Ну, давай же, давай, кипятился Михал. После звонка еще минут двадцать прождешь… Ему вдруг отчаянно захотелось вынырнуть из этого мутного сна.
А ведь сколько распинался перед нашими, что чихать хотел на такую жизнь! Ну да, это когда у меня ее никто не отнимал!
В окне мрак. Ни звука. Только отдаленный гул мчащихся по набережной машин.
От ярости, боли и бессилия хотелось биться головой о камни.
Человек с собакой растерянно двинулся по улице.
Еще окно.
И еще.
— Хулиганье! Марш отсюда с вашими шуточками! — Уродливая голова в бигуди. Резкий, визгливый голос, будто вгрызается в дерево циркулярка.
— Ну что вы, извините…
Господи, он еще извиняется! — Михал в бешенстве стиснул зубы.
— Вон там паренек лежит, ему «скорая» нужна. Не будете ли вы так любезны позвонить по номеру сто пятьдесят пять?
— У меня нет телефона!
И хрясь! Окно закрылось. Темнота. Темнота!
Вместо залитой солнцем глади все глубже и глубже под воду. Страшная тишина! Только испуганный старикан семенит куда-то по улице. И звон трамвая на остановке у моста Палацкого.
Ведь это даже не вода, а земля. Меня закопали? Избавились? Удалось-таки.
Но я еще жив. Если бы не этот пласт земли на груди, можно было бы дышать.
Не плачь, мама! Я жив. Спасите меня! Вытащите скорее отсюда!
Где-то слева в земле зашуршала мышь. Нет, не мышь — крыса. За ней другая.
Помогите!
Она кусает меня за ногу! И кровь хлещет, много крови из вены в машинку[6]. Все перепуталось. Да раскидайте вы эту землю! Милиция! Ненавистный звук милицейской сирены, от которого некуда скрыться. Облава? Точно. Когда они просто едут, сирена ревет с переливами. А тут рев все время лупит по мозгам. Это за нами!
Тише!
Пустите меня! Все колышется. Меня сейчас вырвет.
Он открыл глаза. Пространство вокруг сжимается. Какой-то трясущийся гроб.
Белый. И человек, сидящий рядом, тоже белый. Халат, худое, аскетическое лицо, чуть тронутое желтизной. Пристальный взгляд, будто у гипнотизера. Держит у моего лица что-то черное, присосавшееся ко рту и носу.
«Скорая», доходит наконец до Михала. А это кислородная маска.
Машина с синей мигалкой и включенной на полную мощь сиреной летит по ночному городу.
— Спокойно, спокойно… Еще минута, и приедем, — произносит человек в белом.
Но и минута в сумерках бреда кажется Михалу невыносимо долгой. Кажется, и с маской невозможно дышать.
