Через неделю он обнаружил в одной из ловушек кролика, а в доме – переполненную окурками пепельницу. Кровь прихлынула к его лицу: он понял, что отныне между ним и незнакомцем объявлена война. Для него начиналось существование, густо приправленное полицейским расследованием. На службе, пренебрегая отчетами, он с маниакальной улыбкой набрасывал эскизы необходимых орудий лова прямо на официальных бланках. Но противная сторона была сильна, и всякий раз он убеждался, экспериментируя на участке с очередным новшеством, что ловушка опять не сработала. Увлекшись состязанием, он превзошел себя в выдумывании устраиваемых козней, на что противник отвечал совершенствованием их обнаружения и обезвреживания. Волчьи ямы, огненная западня, подвесные гильотины, силки, липкая лента, водяные брызгалки – все было опробовано, все было бесполезно.
И хотя поругивал Эрнест Лебожю неуловимого противника за нанесенные потери, он не мог преодолеть определенного к нему уважения. Пытаясь представить себе интервента, он видел кого-то вроде браконьера в камуфляже. Хитрый, словно лис, гибкий, как хорек, легкий, будто птица. И при этом – знаток запоров: ни один перед ним не устоял. Впрочем, это был не грабитель, по-своему он был даже аккуратен. Самое большее, что он себе позволял, – полистать какую-нибудь книжку да поспать на кровати, не разуваясь. По правде говоря, эта умеренность в злодеяниях и была невыносимой. Эрнесту Лебожю казалось, что он предпочел бы откровенное насилие над своим жилищем вместо кажущегося незаметным обладания им, своего рода скрытого сожительства, этакого дележа, что ли. Поскольку между ним и визитером речь шла именно о дележе. Будто согласно прибору, показывающему присутствие человека, один являлся именно в то время, когда другой это место покидал. И в довершение ко всей несправедливости, он сам, являясь истинным владельцем, пользовался пристанищем два дня в неделю, а чужак сибаритствовал здесь оставшиеся пять дней.
Доведенный данным соображением до крайности, Эрнест Лебожю сказался больным, дабы манкировать сидением в министерстве посреди недели. Он прибыл в Пинеле в среду, машину оставил на обочине автострады и пополз к дому на локтях и коленях, как это делали парашютисты в одном из фильмов про войну. В руках он сжимал ружье, заряженное крупной дробью. При появлении первой же подозрительной тени он вскинет его и выстрелит. Кровью его не испугаешь.
Он дополз на животе до самого порога. Все было тихо. Он распрямился, достал связку ключей, открыл все три замка и проник в сумрачное нутро дома, где царствовал запах рыбы. В комнате никого не было, но кто-то совсем недавно готовил на плите мерлана. Противень еще не успел остыть. Приди он на десять минут раньше, и бедолага был бы пойман с поличным.
