– Начнем с двух тысяч.
И не успела Каролин произнести хотя бы слово, цена подскочила до двух тысяч шестисот франков. Ставки сыпались со всех сторон одновременно. Распорядитель торгов и секретарь едва успевали их фиксировать. Их глаза бегали туда-сюда, словно взбесившиеся бильярдные шары. В спешке они то и дело проглатывали отдельные слова:
– Две тысячи шестьсот шестьдесят справа от меня! Не вы, мадам, в первом ряду, а мсье сзади…
– Две тысячи шестьсот семьдесят!
– Семьдесят пять! – выкрикнула Каролин.
Но выкрик получился сдавленным, ее не услышали.
– Семьдесят пять! – зычно повторил Жорж.
Она поблагодарила его взглядом.
– Две тысячи семьсот! – выкрикнул распорядитель.
– Семьсот двадцать! – отозвался Жорж.
Каролин тихим голосом поощряла мужа, обхватив его руку своею. Ему нравилось доставлять ей радость победы, но противник был силен. На трех тысячах двухстах франках Жорж благоразумно сошел с дистанции, торги продолжились без него, а Каролин промурлыкала:
– Ты действительно думаешь, что мы не можем идти дальше?
– Да, дорогая, – ответил он, – это было бы абсурдом. У меня для этого недостает на счету, а следующий месяц будет трудным, тебе самой это хорошо известно…
Она глубоко вздохнула, и взгляд ее потух. Комод продали за три тысячи пятьсот пятьдесят франков грузному мужчине, розовому и заурядному – он явно его не заслуживал. И в тот же миг Жорж испытал странное облегчение, словно его миновала опасность, грозившая лично ему. Он взял вялую руку Каролин и поднес ее к губам.
– Мы найдем такой же, когда будем при деньгах, – успокоил он жену.
Она подарила ему улыбку, полную разочарования, и, набравшись смелости, попробовала ввязаться в авантюру со столиком для игры в триктрак, затеянную двумя дамами в манто, одна – в бобровом, другая – из выдры. После десяти минут пикировки выдра оказалась сильнее бобра. Побежденная свернулась в кресле, мех ее потускнел, а вторая светилась, словно люстра. В зале же разгорелся спор из-за мраморного бюста: распорядитель утверждал, что он изображал Марию-Антуанетту, а предполагаемый покупатель найти в нем черты королевы отказывался. Раздосадованный приостановкой торгов из-за вмешательства клиента распорядитель крикнул:
– Голову свою даю на отсечение, что это ее!
Смех зала был ему наградой, и торги возобновились, подстегиваемые его восклицаниями:
– Восемьсот франков! Великолепное предложение, за такие деньги вы не получите и гипсовую! Восемьсот тридцать справа! Пятьдесят!
