Худеющий | страница 82
— Держу ухо востро, — ответил Джинелли. — Как говорят, прикладываю ухо к земле.
«Да, таков твой образ жизни — держать ухо востро», — подумал Билли и неуютно поежился.
— С этим у меня и сейчас проблемы, — сказал Билли, осторожно подыскивая слова. — Они, видишь ли, выходят за рамки юрисдикции. Женщина… ты слыхал о той женщине?
— Да. Говорили — цыганка.
— Верно, цыганка. А у нее — муж. Вот он… устроил мне неприятность.
— Как его зовут?
— Лемке, кажется. Попробую сам утрясти это дело, но просто подумаю… если не получится…
— Да, да, конечно, конечно. Ты мне позвонишь. Может быть, я смогу что-нибудь, а может, и не смогу ничего. Может, я решу, что не хочу. Сам понимаешь, друзья — всегда друзья, а бизнес — всегда бизнес. Ты понял, что я имею в виду?
— Понял.
— Иногда дружба и бизнес пересекаются, а иногда и нет. Верно я говорю?
— Верно.
— Этот парень пытается с тобой покончить?
Билли заколебался.
— Ты знаешь, я бы пока не хотел слишком много говорить, Ричард. Дело очень специфическое, необычное. Но в общем-то, да, он решил со мной покончить. Очень крепко решил.
— Эй, Уильям, нам надо обсудить это дело прямо сейчас!
Тревога в голосе Джинелли была очевидной. Билли ощутил, как на глаза навернулись теплые слезы, утер их торопливо тыльной стороной ладони.
— Спасибо тебе… Я, правда, ужасно благодарен… Но все же попробую сам справиться сначала. Я, собственно, даже не уверен, чего от тебя хочу.
— Захочешь позвонить, Уильям, я буду здесь. О'кей?
— О'кей и еще раз спасибо. — Он немного поколебался и спросил: — Скажи мне, Ричард, одну вещь — ты суеверен?
— Я? Ты спрашиваешь старого бандюгу вроде меня — суеверен ли я? Я, знаешь, рос в семье, где моя мать и бабушка и все тетушки только и знали, что славили Деву Марию, молились всем известным и неизвестным святым, завешивали зеркала, когда кто-то помрет, отгоняли злых духов в виде ворон и черных кошек, делали заклинания от дурного глаза. И ты спрашиваешь меня такое?
— Ну да, — сказал Билли с невольной улыбкой. — Да, вот такой тебе вопрос задаю.
Голос Ричарда Джинелли зазвучал жестко и совсем без юмора:
— Я, Уильям, верю только в две вещи: пистолет и деньги. Суеверен ли я? Нет, конечно.
— Ну и хорошо. — Улыбка Билли стала шире. Впервые за месяц так улыбался, и это было приятно. Чертовски приятно.
В тот вечер, когда с улицы пришла Хейди, позвонил Пеншли.
— Ну, твои цыгане задали нам гонку, сказал он. — С тебя причитается чуть ли не под десять тысяч долларов. Пора прекратить? Как считаешь?