— Так что же ты все-таки сделал, когда узнал, что она с ним… через четыре месяца после свадьбы?
— Ничего.
— Ты зарядил пистолет и ничего не сделал?
— Именно.
— Ты даже не смог заставить себя проделать все в реальности, так?
— Не смог. Я трус. Я хотел убить его, а потом себя.
— Но не ее.
— Нет. Таких мыслей у меня не было никогда. Я ведь любил. Не мог ее убить, поэтому и хотел уничтожить все остальное в мире.
— Убирайся прочь, жалкое дерьмишко. Давай, вставай, и отвали от меня, и больше никогда со мной не заговаривай. Ты сбежал. Бежишь и сейчас. Но тебе не удастся спастись.
— Пройдет время, — сказал Мосс. — И я забуду.
— Тебе не забыть всего. Время притупит твои воспоминания, так что, возможно, ты сможешь нести их в своей душе. Но никогда не забудешь совсем.
— Может быть, и нет, — сказал Мосс и встал. Отвернулся. И в то же мгновение безумный свет, горевший в глазах юноши, стал тускнеть и вскоре погас. Он снова смотрел в пустоту, где метался похожий на разверстую рану мегапоток.
Мосс шагал по холлу и тяжело дышал.
Он прошел мимо прекрасной женщины с белокурыми волосами и почти белыми бровями — она сидела в компании двух неприметных мужчин за столом, рассчитанным на четверых. Когда он оказался совсем рядом, женщина оснулась его руки, — Я испытываю к вам жалость, а вовсе не враждебность, — сказала она мягким, глубоким голосом. Ее слова переполнял скрытый смысл.
Мосс уселся на пустой стул. Казалось, оба мужчины его не видят, хотя и прислушиваются к разговору с прекрасной женщиной.
— Нельзя считать человека бессердечным только потому, что он пытался спасти себя, — продолжала женщина.
Она держала в руке короткий мундштук с незажженной сигаретой. Один из ее спутников сделал движение, чтобы дать ей прикурить, но женщина сердито отмахнулась. Все ее внимание было сосредоточено на Моссе.
— Я же мог спасти одного из них, — ответил Мосс. Он прижал руку ко рту, словно снова увидел пугающую картинку из прошлого. — Пожар, Дом, окутанный пламенем, которое вырывается из окон, крики. Они были такие старые, такие беспомощные.
Взметнулись, осветив все вокруг своим сиянием, светлые волосы — женщина покачала головой.
— Вы лишь служили сторожем, охраняли их; нигде не было написано, что вы должны умереть ради них. Вы являлись сознательным, отличным администратором; в Доме, которым вы руководили, всегда был порядок. Что вы могли сделать? Вы же испугались! У каждого есть свой тайный страх. Ктото боится старости, кто-то — пауков и змей, иные оказаться похороненными заживо, попасть в замкнутое пространство. Утонуть, стать всеобщим посмешищем или быть отвергнутым. Каждый трепещет перед чем-нибудь.
