— Пожалуйста, очень прошу, посиди еще две-три минуты. Пожалуйста! — попросил ее на хорошем английском ползающий на коленях оборванец.
— Хорошо. Мне некуда спешить, — отозвалась, хлюпнув носом, Алиса.
— Меня зовут Лука.
— А меня Алиса.
— Извини, я без твоего разрешения рисую… А что у тебя случилось?
— Сумочку разрезали, — снова затосковала Алиса. — Я ее только что купила… — и снова у нее выступили слезы.
Лука работал в окружении толпы. Когда люди поняли, что он пишет картину с совершенно конкретной девушки, печальной девушки, сидящей в пяти метрах от него, то это их словно загипнотизировало. И как только остановились первые прохожие, к ним сразу же присоединились другие — возник ажиотаж. А ажиотаж неотъемлемая часть коммерческого успеха — в шапку Луки падали монеты. Без звона! Потому что между одно- и двухевровыми железками попадались мягкие прокладки из пяти и десятиевровых купюр.
— Все! Можешь встать и посмотреть! — крикнул Алисе Лука. — Я тебя нарисовал.
Алиса подошла к нему — толпа восторженно расступилась. Лука переместился в нижнюю часть картины, открыв взору своей модели то, что уже было нарисовано. Оказывается, он изображал, как Иисуса снимают с креста апостолы и передают его тело на руки плачущей Мадонне с лицом Алисы. Это был абсолютно точный портрет. Алису так восхитительно никто никогда не рисовал. У нее запершило в горле. Теперь не из-за разрезанной сумочки, а от гордости, что она предстала в таком величественном образе. Зрители снимали на телефоны ее портрет, а потом ее саму, склонившуюся над разрисованным мелками асфальтом.
— С меня обед, — не отрываясь от своей работы, пообещал Лука. — Ты мне сегодня обеспечила отличный заработок.
— Это я тебя должна угощать. За такое…
— У тебя же, наверное, нет денег — тебя же обокрали.
— Денег нет, — согласилась Алиса.
— А как называется картина? — вмешалась в разговор бодрая американка с рюкзаком, в шортах и в клетчатой рубахе, завязанной узлом на пупке. — У таких картин есть какое-то общее название. Только я забыла. Нам экскурсовод в Ватикане говорил, но я забыла, — тараторила она. — Тут в Италии столько всего интересного, что у меня уже все перемешалось в голове. Такая творческая страна. Я из Северной Дакоты. Фантастика! Рим — это удивительно! Я в восторге…
— Это называется Пьета, — прервался Лука. — Оплакивание Христа девой Мадонной.
— Да, точно! А разве Мадонна могла быть такой молодой? — удивилась американка. — Ведь тогда не было пластической хирургии.
