— Конечно!
— И ты знаешься с… погаными? — чиновник покосился на Ларит. — Платите въездную пошлину, а также пошлину за право торговли с правоверными и пошлину на право торговли с неверными.
— Мы не торговать, — возразил Астарт, — у нас нет товаров. Мы посетим Мемфис, чтобы поклониться гробнице Имхотепа, и покинем Египет. Мы спешим в Иберию.
— Мои уши не хотят ничего слышать. Еще от вас подарок начальнику пристани.
Получив после длительных препирательств несколько медных слитков, чиновник черкнул что-то на счетной доске, сунул ее под мышку и побежал к следующему судну.
По причалу бродил увешанный лентами глашатай. Он бил в тимпан и кричал, перекрывая все звуки, гавани:
— Номарх Иму-Хента, властитель Бубастиса, князь, хранитель печати, единственный семер, великий в должности, высокий в чине, стоящий во главе людей нома, губернатор «Врат северных стран», могущественный вельможа Схотепигор объявляет всем врачам, врачевателям и лекарям, прибывшим из других стран: кто излечит от дурной болезни красавицу наложницу, будет радоваться жизни до конца дней своих…
У Ахтоя загорелись глаза. «Сами боги толкают в спину!»
— Эй, — крикнул он, к неудовольствию друзей, — уважаемый, прикрой горло и подойди сюда…
Ахтой отправился в Бубастис на княжеской повозке, запряженной мулами.
Бубастис был известен как один из старейших центров торговли рабами в Египте. Поэтому Эред присоединился к Ахтою: Эред не мог забыть свою Агарь, он поклялся обойти все невольничьи рынки Вселенной, но отыскать ее.
Во дворце номарха друзей приветливо встретили, Эред остался в саду, а лекаря провели в покои князя.
Властитель нома оказался хилым лысым стариком. На его затылке и за ушами чудом уцелели пучки тонких, как паутина, седых волос. Номарх скорбно покачивался в кресле, закрыв лицо пожухлыми ладонями.
«Поздно, — догадался Ахтой, — нет уже бедной женщины».
— Вот мой господин, любимый богами, — благоговейно прошептал евнух, сопровождающий лекаря, и, упав на живот, ящерицей скользнул к креслу.
Евнух с чувством облобызал ремешки на сандалиях номарха. Князь от неожиданности вскрикнул и стал судорожно хватать воздух широко раскрытым ртом, обнажив редкие гнилые зубы. Евнух перепугался, схватил опахало и принялся обмахивать старика. Постепенно дряблые щеки вельможи приобрели живой цвет, его дыхание стало ровнее.
— Болят? — спросил мемфисец.
— Что? — очнулся вельможа.
— Зубы болят?
— Давно уже. — Князь обреченно махнул рукой и, сняв со стены плеть, отстегал евнуха.
