— Омою господину ноги.
Он смотрел на склонившуюся у его ног девушку и невольно залюбовался белизной груди в вырезе плохонькой туники.
— Встань, — сказал он. И осторожно снял с ее шеи рабский ошейник с медными заклепками. — Когда я смогу выкупить Эреда, мы составим табличку, дающую вам обоим свободу.
— О господин!..
Она обняла его ноги, и он почувствовал тепло ее рук. «Козни богини, — подумал он с дрожью, — человек слаб перед ее стрелами».
Астарт зарычал, как раненый лев, сорвав с себя тонкий кожаный ремешок, принялся яростно стегать рабыню.
Агарь каталась по полу и рыдала от жгучей боли.
— Все! — Астарт отбросил ремень и, опрокинув таз себе на голову, заорал на всю мощь легких: — Ахтой! Иди сюда! Чтоб тебе провалиться сквозь крышу!
Эред был счастлив. Он клялся отдать жизнь за Астарта. То, что сделал Астарт, казалось чудом в стране, где многие девушки, достигнув совершеннолетия, приносили богине жертву девством, в стране, где красивейшие мужчины и женщины всего побережья продавали себя, умножая казну храмов.
У Астарта появилось множество друзей. В его хижине толкался разный люд: и знаменитые кормчие, и безвестные юнцы, вечные оптимисты из кабачков торговой гавани и придворные мелкого пошиба, поднабравшиеся спеси у господ…
Ахтой же не любил сутолоки. Он предпочитал тихие, наполненные мудрой созерцательностью беседы с тирскими просвещенными умами. Мемфисец завел знакомства со многими лекарями и звездочетами, с полунищими базарными пророками и с настоящими титанами хананейского аскетизма — всякого рода блаженными и святыми многочисленных азиатских божеств. И в то же время он старательно постигал новый для него язык Финикии.
Астарт не был бы Астартом, если бы жил одной только болтовней с друзьями. Зная о возможностях Ахтоя, он ошеломил скифа предложением излечить глухоту, если тот дарует Эреду вольную.
Скиф запил, советуясь со всеми корчмарями Тира. В конце концов при большом скоплении пьянчуг, корчмарей, писцов, купцов и прочей братии была составлена соответствующая табличка и обожжена на костре. Затем старик был вручен Ахтою. Мемфисец в два счета освободил уши скифа от серных пробок. Скиф стал слышать не хуже сторожевого пса.
Астарт шатался по городу с шумной компанией, играл в кости, бессовестно жульничал, задирал почтенных горожан, нагло вторгался на пиры в богатейшие дома вместе с гогочущей свитой. Однажды поссорил двух придворных поэтов и полдня любовался их неумелой дракой.
