Сразу опьянел. Речь его стала состоять из одних матерных слов, а говорил он сквозь зубы, озлобленно и с превосходством:
— Сашка дурак, настоящей жизни не знает. Копытит, копытит, а что имеет?
— У него семья большая, трое детей. У вас есть семья?
— А на кой она? Мне давай свободу! Бичевал на Чукотке — лучше не надо. Всех в гробу... Зря вернулся. А Сашке век свободы не видать. Несчастный мужик, баба над ним стоит. Налей еще! — уже не попросил, а потребовал он.
Я вылил в стакан остатки водки. Женька выпил и тут же, не закусив, вышел, бросив на меня взгляд, полный злобы и презрения. С его уходом я почувствовал облегчение. Водка явно пробуждала в нем агрессивность.
Когда стемнело, вернулся Саша.
— Женька был? — спросил он с порога.
— Был...
— Всю водку выпил?
— Всю. И спасибо не сказал, — хмыкнул я.
— Больше я и брать не стал. Его не обманешь, — окал лесник, выкладывая из рюкзака всякую, как он называл еду, «выть». Сало, чай, конфеты, баночку с грибами, соленые огурцы... — Он враз унюхает. А так придет и уйдет.
— И очень хорошо. Мне она совсем не нужна.
— Мне тоже, но все-таки вы в гости приехали... Вроде как я...
— Чепуха!
Когда мы разлили по кружкам горячий чай, я спросил у Саши, почему это так: он и Женя из одной деревни, одного возраста, а такие разные люди.
— Работать не любит, избаловался, — отвечал лесник. — Ему только получать, отнять у кого, украсть. Как что, упыриться начинает. Боятся его. Мать померла, дом остался, вот он и приехал. Пропил дом, вонный амбар пропил. Зимой в котельной жил. Что ему? Тепло, и ладно. Алименты двоим платит. Скитался, тогда не могли найти, а здесь живет — вычитают с него. Тут тоже одна сумасшедшая баба есть, пришлая она, если не имеет мужика каждый день, так у нее припадок. Вот и бегает лесом в вагончик к Женьке. А в вагончике этом... Один рваный матрац на полу, больше ничего.
— Но вот он считает себя счастливым, говорит, свобода ему дороже всего.
— А... — махнул рукой Саша, — какое это счастье?!
— А в чем же счастье?
— Ну чего... — задумался лесник. — Чтоб семья хорошая, дети. Чтоб работа по душе. И чтоб совесть чистая была. Все. Больше ничего не надо.
Я стал примерять это на себя. Так все просто? Впрочем, в эти три слова — работа, семья, совесть — вмещается много. Очень много. Может быть, и все.
— А деньги?
— Деньги, конечно, — ответил он. — Только ведь за ними не угнаться. Сколько их ни будет, все равно мало. Вон Женька хорошо дом продал, а где они?
