Реплики Яэль в приведенном ниже диалоге опущены.
— Ну даже если и пропала, то ведь ненадолго, и нечего было так волноваться…
— Нет, я звонила, честное слово, звонила. В среду вечером из Иерусалима…
— Конечно, в среду я была еще в Иерусалиме, и вчера тоже…
— И вчера, мама, и сегодня, и просила, чтобы тебе передали…
— Как не передали?
— Я знаю? Того, кто поднял трубку…
— Какой-то доброволец из Германии…
— А что я могла сделать, мама? Я не виновата, что в киббуце нет ни одного нормального человека, который может поднять трубку в столовой после ужина, потому что никому не хочется бежать по холоду к телефону. Попробуй как-нибудь дозвониться до киббуца поздно вечером, да еще зимой, и говорить с другого конца света по-английски с подкуренным добровольцем, который забыл, как держат в руках карандаш, тогда ты, может, поймешь, что сражаться с таким упорством против установки домашних телефонов было с твоей стороны не самым разумным. Будто от этого зависит судьба социализма…
— Да никуда я не пропадала… Просто не была три дня в Тель-Авиве…
— Он? Чего это вдруг? Он себе в своей армии, в Ливане. Но как раз по его просьбе я и ездила в Иерусалим, к его отцу, и там застряла до сегодняшнего дня.
— По собственной глупости…
— Нет, снег пошел в Иерусалиме в среду вечером, а вчера от него не осталось и следа…
— Нет, он-то и дал мне это старое пальто, отец Эфи, господин Мани…
— Так я называю его про себя — господин Мани… Не знаю почему…
— Но в этом-то все и дело. Ради того, чтобы рассказать тебе все, я и приехала сегодня домой. Хотя, конечно, нужно быть совсем сумасшедшей, чтобы сидеть здесь с тобой вместо того, чтобы закрыться у бабушки и готовиться к экзаменам.
— Я тебе говорила: в воскресенье у меня экзамен по английскому, и очень не хотелось бы опять провалиться…
— Нет, учебники и конспекты остались в Тель-Авиве. В Иерусалим я поехала во вторник, налегке. Думала на несколько часов — сделаю то, что Эфи просил, и обратно. А потом вдруг вижу — придется остаться, и осталась на три дня…
— Нет, не через Тель-Авив… Прямо из Иерусалима. Надумала в последнюю минуту. Стою я на автовокзале в Иерусалиме — людей уже стало меньше, — стою в очереди на тель-авивский автобус и вдруг вижу мужчину, такого рыжего, пожилого, лицо знакомое — из наших краев, кажется, и вдруг так захотелось домой — бросить все и скорее сюда, на наш чудесный необитаемый остров, посидеть с тобой, рассказать обо всем. Не могу держать в себе, не помещается, надо скорее все выложить — как всегда, еще с детского сада. Помнишь, ребенок какой упадет или рисунок порвется, а меня уже распирает — готова целая история, надо тут же бежать искать тебя: «Мама, мама! Послушай, что случилось!»…
