— Это дар наш! примите его в уважение вашего высокого дарования! — проговорил студент.
Бенефициантка приняла, поблагодарила с грациозною улыбкой его и публику и подаренную ей вещь надела на голову. Это был золотой венок, блеснувший небольшими, но настоящими бриллиантами.
— Браво!.. браво!.. bis… — ревели в публике.
Платон Степанович махнул рукой и пошел из театра. К нему подошел суб-инспектор.
— Что прикажете делать-с?
— А что хотите! вы умней меня, — отвечал старик с досадой и ушел.
Суб-инспектор нашел возможным остаться только с распущенными руками и с потупленною головой. В публике между тем неистовство росло: когда занавес упал, к студентам пристала прочая молодежь, и они по крайней мере с полчаса кричали: «Санковскую! Санковскую!.. браво!.. чудо!..»
К этим фразам иногда добавлялась и такая:
— Долой Андреянову, давай нам Санковскую!
По окончании спектакля, в Британии все больше и больше набиралось студентов.
— Каковы канальи! как занавес-то долго не поднимали, когда вызывать ее начали! — говорили одни.
— Раз семь вызывали? — спрашивали с величайшим любопытством не бывшие в театре.
— Восемь! — отвечали им.
— Финкеля в часть взяли!.. с квартальным схватился… стучал уж очень палкой, — сообщил спокойно Бирхман.
— Спасать его! пойдемте спасать! — раздалось несколько голосов.
— Ну его к чорту!.. откупится! — возразили более благоразумные.
Вошел Бакланов.
— А, Бакланов!.. молодец!.. молодец!.. — закричали ему со всех сторон.
— Знай наших! — произнес он самодовльно и, как человек, совершивший немаловажное дело, сел на диван и поспешил вздохнуть посвободнее.
Неустанно летит бог времени, пожрал он Водолея, Рыб, Овна, Тельца; с крыльев его слетели уже зефиры, Флора стала убирать деревья и поля зеленью и цветами.
В круглой, с колоннами и темноватой зале старого университета совершалось таинство экзаменования. К четырем, довольно далеко расставленным один от другого столикам, студенты, по большей части с заискивающими лицами, подходили, что-то такое говорили, размахивали руками, на что профессора или утвердительно качали головой, или отрицательно поматывали ею вправо и влево. Студенты при этом краснели в лице и делали какие-то глупые глаза.
Бакланова вызвали почти из первых. Ответив довольно хорошо, он даже не поинтересовался посмотреть, много ли ему поставили, а молча, с серьезным видом, отошел от стола. Он знал, что один и два лишних балла ничего для него не сделают.
