— Мы дадим оба, сколько у нас тогда будет, — сказал еще определительнее Бирхман.
— Превосходно! — воскликнул Бакланов. — Венявина я послал за подписным лицом… Там, на первом курсе, пропасть аристократишков поступило… посмотрим, сколько отвалят и поддержат ли университет!
На эти слова его, в комнату, как бы походкой гиены, вошел сутуловатый студент, с несколько старческим лицом и в очках. Кивнув слегка нашим приятелям головой, он пришел и сел у другого столика.
— Дай мне «Отечественные Записки»! — проговорил он пискливым голосом.
Половой молча подал ему.
Между тем у Бакланова, с приходом этого лица, как бы язык прилип к гортани.
— Вы видели ее в «Гризельде»? — продолжал он гораздо тише и как-то не так бойко.
— Видел! — отвечал по-прежнему громко Бирхман.
— Ведь это чорт знает что такое! Летучая мышь! — говорил Бакланов, не возвышая голоса.
В это время явился Венявин — усталый, запыхавшийся; волосы его торчали в разные стороны…
— Как нельзя лучше все устроилось, — говорил он, подходя прямо к Бакланову: — юристы подписались на семьдесят пять рублей, математики тоже изъявили согласие, и медиков человек двадцать будет в театре.
— Ну, умница! паинька! — сказал Бакланов: — дай ему за это чаю! — обратился он к половому.
— Нет, лучше водочки дайте! — говорил Венявин, как бы начиная уж кокетничать, а потом, так как около Бакланова не было места, он сел рядом с Проскриптским. Тот ядовито на него посмотрел.
— Что это вы так хлопочете? — проговорил он своим обычным дискантом.
Венявин, по своему добродушию, сейчас же сконфузился.
— Что делать, нельзя! — отвечал он.
— Хлопочет, как и все порядочные люди! — обратился наконец Бакланов к Проскриптскому, гордо поднимая голову.
— Вы бы уж лучше в гусары шли, — обратился тот опять к Венявину.
— А вы думаете, что нас и гусаров одно чувство заставляет? — перебил его Бакланов.
— У тех оно естественнее, потому что оно чувственность, возразил Проскриптский.
— Искусством актера, значит, наслаждаться нельзя? — сказал Бакланов.
— Хи-хи-хи! — засмеялся Проскриптский. — Что же такое искусство актера?.. Искуснее сделать то, что другие делают… искусство не быть самим собой — хи-хи-хи!
— В балете даже и этого нет! — возразил Бакланов.
— Балет я еще люблю; в нем, по крайней мере, насчет клубнички кое-что есть, — продолжал насмехаться Проскриптский.
— В балете есть грация, которая живет в рафаэлевких Мадоннах, в Венере Милосской, — говорил Бакланов, и голос его дрожал от гнева.
