Но тот и этим нисколько не сконфузился: его упорно спокойное лицо как бы говорило: «Да, и завтра не запру, и добьюсь того, что ты меня прогонишь».
— Ну, я же тебя! — прошипел Нетопоренко, поколотив пальцем по столу.
Он в свою очередь тоже, видно, решился переупрямить парня.
— Что вам угодно? — обратился он наконец к Бакланову.
Тот подал ему письмо.
— Прошу покорнейше присесть! — сказал Нетопоренко, взглянув на почерк.
Александр сел.
Нетопоренко прочел и как бы некоторое время оставался в недоумении.
— Служить вам угодно у меня? — проговорил он, склоняя голову на бок.
— Да, я желал бы.
— Конечно, я для его высокопревосходительства должен и стремлюсь всей душой сделать все!.. — сказал Нетопоренко модничая и не без важности.
Из письма Ливанова он очень хорошо увидел, что тот не слишком близко к сердцу держал племянника.
— Ваша прежняя служба? — прибавил он.
— Я из университета.
— А, да! Но там ведь есть разные факультеты?
— Я юрист.
— А, да!
Важность Нетопоренка все больше и больше увеличивалась.
— Это, впрочем, для службы все равно. Почерк ваш позвольте видеть.
— Я писать умею, — отвечал Бакланов с улыбкою и, не снимая перчатки, на первом же попавшемся ему клочке начал писать: «Милостивый государь!».
— Нет, уж вы потрудитесь дома там, что ли, на аккуратном этаком листике бумажки написать… Я генералу должен показать.
Генералом Нетопоренко называл своего управляющего.
— Я это могу и здесь сделать, — отвечал Бакланов и, взяв со стола советника лист бумаги, написал на нем отчетливо несколько строчек.
Почерк, впрочем, у него был очень хороший, но смелость, с которой он это сделал, не понравилась Нетопоренке: стоя за спиной Бакланова в то время, как то писал, он покачивал на него головой; потом, посмотрев с серьезным видом на написанное и положив молча бумагу на стол, он явно хотел поговорить перед своим будущим подчиненным и дать ему некоторое понятие о своем взгляде на вещи.
— Учение?.. Образование?.. — начал он как бы вопросительно и разваливаясь в креслах: — но надобно смотреть, согласно ли оно с религией, с нравственностью, и наконец как влияет оно на само поведение человека.
— Образование, я думаю, не портит ничего этого, — проговорил Бакланов.
— О, нет! Не скажите! — воскликнул Нетопоренко. — Из наук, конечно, история вот… Я сам любил ее в молодости… Описывается жизнь монархов и других великих особ — все это, разумеется, в нравственном духе! Или математика — учит там разным вычислениям, объясняет движение светил небесных.
