— Ты нужна мне сегодня с двадцати трех до ноля тридцати. Тебе… да и мне риска никакого. Но может случиться, что тебе придется сыграть маленькую роль. Как мне только что. Это нужно, чтобы я мог, — он сделал мысленную паузу, подумав, что она ведь все равно не поймет, — чтобы я мог уйти. Домой поедешь одна. Все.
— Я сделаю. А теперь…
Она прильнула к его рту. Оторвалась со всхлипом. Вот и слезы.
— Ты не представляешь, как мне все время этого хотелось. Даже, когда я думала, что все кончено, даже, когда поджилки тряслись, что сейчас убьешь.
— Пошли, я тебя буду развлекать сексуальными фокусами. Нет, серьезно, могу сделать так, что все твои девочки похватают своих мальчиков и потащат по углам. А то маму заставлю папу в ванную утащить. Или до кого помоложе она дотянется, хочешь? Могу устроить.
— Ты мне так и не сказал… — Инка показала на шарфик, игнорируя предложение.
— Ночью скажу.
— С Дашки глаз сними, — вдруг сказала она уже перед дверью. — Она моя лучшая подруга, мне неохота ей кислотой в морду плескать.
— А можешь?
Инка взглянула на него с тем же холодом, что и говорила.
— Верю, верю, иди, иди.
— Смотрите, смотрите все, Жоржик, смотри, чего нам мой папка к свадьбе подарил! — колокольчиком зазвенел из глубины квартиры ее голос.
Он только плечом повел, входя.
Из метро «Шоссе Энтузиастов» они двинулись вниз, к Окружному мосту, вдоль чугунной ограды, за которой кусты — акаций, что ли? — почти совсем облетели. Инка не выпускала его руки.
— Может, обнимешь?
— Можат, поцалуишь, Вань? — вылетело. — Прости. — Он обнял ее узкие под плащом плечи, поцеловал в щеку. В руках у Инки был пакет, а в нем куртка-ветровка. «Силуэт изменяет, — пояснила еще на выходе из дому Инка, — а плащ брошу или сюда же».
— Что ты сказала своему Жоржику с его дэдди энд мамми?
— Тебя это интересует?
— Тоже верно. А! — вспомнил он. — Меня интересует, что сказал наш пьяный демократ насчет эсесесерного клейма? Я опасался, он спустит слиток в канализацию. Из принципиальных соображений. А ну это то самое золото партии?
— Мама заставила бы его самого за ним нырять. Золото есть золото.
— Ага. А вот я слышал, что самые ценящиеся клейма — ну, которым больше всего веры в банковских сферах, — это австралийские кенгуру. Там, знаешь…
— Иван, — сказала Инка, — хватит мне пудрить мозги. Поцелуй меня и переходи к делу.
У своего подъезда, внизу, Инка показала ему черный «Пассат»: «Ихний». Он только покивал иронически.
Был удивлен невозмутимости, с которой она приняла, что им придется ехать на метро. Впрочем, это было гораздо менее удивительно, чем ее молчание по поводу слитка. Остальные-то замолчали тоже и разговорились опять не скоро, но их молчание было совершенно иным.
