— Почему ты так много задаешь вопросов? Зачем?
— Сдаюсь. Дурная привычка. Слушай:
I have six honest serving-men,
They taught me all I knew
Their names is What, and Why and When,
And How, and Where, and Who[1] — Ух, ты, мой умненький. Что это?
— Это детский стишок. Я читал его в пятом классе на вечере английского языка. У нас была прекрасная англичанка. Учителей иностранного или ненавидят, или любят до безумия. Они какие-то особенные… Мы любили.
— А у нас была школа за семь километров, и в большую воду было не дойти.
— Роль у меня сейчас такая — вопросы задавать. Я пока тут такой мятушийся герой.
— Ты — герой?
— Не похож? Хотя, пожалуй. «Герой» в дословном переводе с греческого — «действующий сильно». А я пока только на латинское «персонаж» и тяну.
— Да, мы персонажи. Вместо горизонта — забор, вместо времени — часы кормежки, вместо Царствия Небесного — Ворота. Вместо любви — случки.
— Сказано сильно. Только уж больно мрачно.
— Не хочешь ты Про мои травки слушать. Послушай тогда про девочку.
— Какую девочку?
— А вот жила-была девочка. Маленькая. И родителей у нее не было. То есть были, конечно, но она их никогда не видела. А жила у бабушки, которая девочку растила и уму-разуму учила. И даже кое-чему сверх того. Бабушка была не очень старой, но совсем-совсем седой, потому что у нее была тяжелая жизнь. Хотя девочке она про это ничего не рассказывала.
— Она была доброй?
— Конечно, как все бабушки. Правда, ко всем остальным людям она была не очень-то доброй. Наверное, она имела на то свои причины, и поэтому они с девочкой жили вдали от всех. Только летом в их деревню из пяти пустующих домов приезжали дачники. Но кому надо было, находил дорогу в любое время.
— Надо было? Кому?
— Ну… У кого что. У кого болезнь, у кого пропажа. У кого просто душа не на месте. Кому приворожить, кому про то, что ждет, рассказать. А кому и… сглаз навести.
— И бабушка наводила?
— Могла. Она говорила девочке: это не наше дело, хотят себе и другим добра — будет добро. Захотят зла — будет им зло. Не наше дело, говорила бабушка.
— Девочке?
— Ну да, да, девочке. Другой девочке, не мне. У той девочки вот здесь за ухом была большая приметная родинка, как земляничина. Точь-в-точь как у бабушки, и бабушка говорила, что и у ее бабушки была такая же. Знак, которым отмечались все женщины в их роду через поколение
— Слушай, прямо сказка. Вот кому бы их писать.
— Сказка и есть. Я же тебе сказку рассказываю, ты разве не понял? Видишь, у меня за ухом ничего нет. Смотри, я могу передумать и ничего не скажу.
