— Вам бы, как мне, прибирать пришлось…
— Впервой тебе.
— Зато потом вот так сидеть и разговоры под коньячок разговаривать — это впервой.
— И это не впервой, не ври. Было у нас с тобой уже дело, когда ты меня вместе с бензозаправкой сжег. Ничего же потом, в штаны не наделал, когда снова встретились?
— Там что! Нажал на кнопку — и Вася-кот. Вы, может, с другой стороны выехали. А тут сам ямку рыл, сам вытаскивал, сам земелькой присыпал. Сам потом от кровищи отмывался. Думаете, просто? Звали зачем? Я там еле на рейс попал, да из Быково неизвестно как бы добирался, если б не Геник. Я ему брякнул, он машину пригнал.
— Как твои мальчики, вникают?
— Вникают. Больше, чем им полагается, не вникнут. К дисциплине я их уже приучил.
— Ну вот, не прошли мои миллионнолетние назад уроки даром. А как это ты говоришь, еле на рейс попал? Что, снова с билетами напряг? И на коммерческие? По твоему удостоверению тебя хоть к пилотам посадят.
— Так не летает же никто. С керосином перебои. Весь шахтеры на путях выпили. Отстаете от нашей жизни, шеф. Отдаляетесь.
— Мне положено. На, съешь таблеточку. Для профилактики.
Зарозовевший вновь от коньяка рыжий Мишка принял белую овальную облатку, выскочившую из блестящего футляра. С сомнением оглядел, отправил в рот. Запил еще одной рюмкой.
— А я мальчикам по горсти из стандартной аптечки давал. Желтые такие, на случай атомной войны. Для шпаков. — Он искоса поглядел на свое правое запястье, где на черном браслете помещался приборчик вроде обыкновенных часов. — Я, конечно, извиняюсь, шеф, но…
— Сколько там, покажи.
— Глядите сами, двадцать один микрорентген.
— Да, для Москвы приемлемо. А ты чего хотел? Значит, так. Для глупых повторяю: рация на броневике! В смысле, объясняю в тысяча последний раз. Пока я здесь, — говоривший для убедительности легонько постучал согнутым пальцем в стол между заливным языком и салатом из авокадо, — засечь меня невозможно никакими методами. Вплоть до экстрасенсорных. На этом деле многие зубы поло- мали. Но это не значит, что от меня не идет. То, что ты видишь, с кем сейчас разговариваешь и коньячок пьешь, — муляж, «кукла», пирожок для начинки. Когда я решаю из этого пирожка — тю-тю, испариться, проку от него ровно столько же, сколько от змеиного выползка…
— Только выползок, говорят, если найдешь, к счастью, а если б меня в последний раз в лесу застукали, восемь лет гарантировано, сто два-два, если не три, — вклинился Рыжий. — А то и семь-семь, «два топора». И без амнистии.
