Заканчивался тысяча девятьсот сорок четвертый год. Вскоре наши пути разошлись…
Но я снова отвлекся. Возвращусь к парашютной книжке. Не будь ее, как бы я мог узнать, чем занимался 14 января или 1 марта 1945 года? Оказывается, прыгал с У-2.
По телевидению довольно часто показывают парашютные прыжки. Гляжу на ажурные, квадратной формы, купола современных парашютов, которыми так легко управлять при спуске, любуюсь акробатической техникой нынешних мастеров парашютизма в свободном падении. Как далеко ушли они от нас — и совершенством самих парашютов (разве сравнить с ними наши ПТ-1 и ПД-6!), и в мастерстве!
Так вот, в оба упомянутых дня я не просто прыгал, а с высоты 100 метров — что как раз и было откровенным безрассудством. Ощущения помню до сих пор: несколько секунд — упругое сопротивление воздуха, затем динамический удар раскрывшегося парашюта и тотчас второй удар — о землю. Малейшая задержка в раскрытии, и конец: запасной парашют не нужен.
Страха не испытывал. Страх приходил после, на сон грядущий…
В парашютную книжку вклеена недавняя вырезка из газеты:
«Рязань (ТАСС). Беспримерный групповой прыжок с самолетов совершили 1 марта близ Рязани парашютисты Центрального спортивно-парашютного клуба воздушно-десантных войск СССР. Впервые в мире (!!! — А.П.) покинув машины на исключительно малой высоте — 100 метров, они благополучно приземлились… Прыжок требовал исключительной храбрости и высокой техники выполнения».
Вот вам и связь времен!
В 1946 году меня и моего приятеля Адольфа Шубникова (угораздило же родителей дать ему такое непопулярное в военные годы имя) отобрали для подготовки к прыжку на побитие какого-то рекорда (тогда как раз наступила полоса обновления авиационных рекордов).
Этот выбор был для нас великой честью, что мы с Адольфом прекрасно сознавали, но в душе боялись сплоховать.
Первая и, увы, последняя для меня тренировка состоялась в барокамере военного института экспериментальной медицины. Представьте довольно просторную кабину. На столе пульт с рядами разноцветных лампочек и кнопок… Сбоку большой циферблат альтиметра.
За столом — мы с Адольфом и средних лет майор медицинской службы в белом халате и кислородной маске. На нас масок нет.
Да, забыл упомянуть важную деталь: перед нами еще графин с водой и стаканы (при спуске может заложить уши, и глоток воды окажется чем-то вроде «скорой помощи»).
Перед тем, как войти в барокамеру, мы с Адольфом поклялись: станет худо — вида не подавать. И поддерживать друг друга всеми способами, но так, чтобы майор ничего не заметил.
