— Да нет. На такси меня вечером домой завез. А потом, я слышу, говорит водителю: «Теперь на Плющиху».
— Когда же он вам платье передал?
— Вчера.
— Сказал, чье платье?
— Сказал. Сестра прислала продать. Из другого города. Пятьдесят рублей обещал. И паспорт ее дал. «Чтоб, — говорит, — шуму потом не было».
Я понимаю, почему он так щедро решил с ней расплатиться. Ведь платье оценили всего в семьдесят рублей. Он затянуть ее хочет, привязать к себе. Расчет тут примитивный и точный. Понял, кто перед ним.
— Дура я, дура, — горестно произносит Варвара.
— Как же он деньги у вас получит? — спрашиваю.
— Обещал позвонить.
— Куда?
— На работу. Куда же еще?
— Ну вот что, Варя, — говорю я наконец. — Вам уже ясно, надеюсь, что он вор. Самый обыкновенный вор, хотя и обходительный. Платье это краденое. И вы пытались его сбыть.
— Что ж теперь будет, господи? — упавшим голосом спрашивает Варвара.
— А будет то, что мы с вашей помощью его задержим. Обязательно с вашей помощью, — подчеркиваю я — Потому что, если мы поймаем его сами, тогда… он, пожалуй, успеет еще немало бед причинить. И это тоже будет на вашей совести.
Я не хочу и не могу ей что-нибудь обещать за помощь. Не могу потому, что это не от меня зависит. Хотя преступление ее, конечно, невелико. Но решать тут должен наш Кузьмич А не хочу я ей ничего обещать потому, что нельзя, чтобы она подумала, что я ей какую-то лазейку предлагаю или, еще хуже, сделку. И я рассказываю про ту актрису. Даже еще подробнее, чем Светке. И вижу, как Варвара кусает губы.
Неожиданно она говорит:
— Ну что у меня за несчастливая жизнь такая? Почему я все в грязи да в грязи? Почему я отмыться не могу?
И тогда я ей говорю про Пашку, про те его слова о ней. Я их, конечно, неточно передаю, я их смягчаю, но смысл остается тот же.
— Вот почему он не пишет. Целый год, — тихо, словно про себя, говорит Варвара, задумчиво глядя куда-то в пространство. — Теперь понятно.
Она сидит у стола очень прямо, плотно сжав колени и бессильно уронив на них руки. Такой она мне нравится больше, чем веселой.
— Напишите ему сами, — говорю я. — Напишите все как есть.
— Не умею я так писать.
— Все равно. Как умеете. Он ведь вас любит. Я знаю.
— Любит он… Водку он жрать любит.
— То другой Пашка любил, — твердо говорю я. — А этот…
И я рассказываю ей все, что знаю о сегодняшнем Пашке, о том, как он вкалывает там, в колонии, как держит слово.
Варвара молчит. Теперь, пожалуй, ей можно дать подумать.
Я украдкой смотрю на часы. Мне пора. И я говорю:
